Чёрная книга

Выбежал поэт на улицу и видит в темноте - вроде бы какой огонек к нему приближается. Приблизился огонек, разглядел поэт - точно, идет мужик обыкновенный, с бородой, а в руках огнем-золотом горит-переливается чудесная книга. Красоты неописуемой - листовым золотом обложена, отделана самоцветами, рубинами и изумрудами, сияют они на ней, как звезды на небе.

«Здравствуй, хозяин! - обращается поэт. - Куда-то ты книгу несешь?» - «Доброго здоровья, если не шутишь, - торопливо отвечает мужик, а сам вперед спешит. - Прости, недосуг мне, час поздний и гуторить некогда». - «Ты не продашь ли мне книгу?» - «Не моя она и продать не могу». - «Может, так отдашь?» - «И так не отдам». - «Отдай, мужик, очень она мне нужна, пропаду я без нее». - «Шли бы вы своей дорогой, человек хороший, а то час поздний, да и пистолет-револьвер у вас зачем-то. Далеко ль до греха?» - «А если я тебя сейчас застрелю?» - «Неужто душу свою за книгу погубите?» - «А я ее, мужик, может, давно из-за книг погубил, мне терять теперь нечего, и черт мне помогает. Отдавай книгу или стреляю!»

У мужика от страха язык отнялся, чуть не шепотом вымолвил «караул!» - и давай бог ноги! Поэт за ним, пистолетом-револьвером размахивает. Прицелился - бах! бах! - бежит мужик еще пуще со страху. А бес, который всё время незримо рядом, на ухо поэту шепчет: «У кого в руках Черная книга, того не убьешь. Ты сначала книгу отбери, а потом убей!»

Бежит мужик старый со всех ног, из сил выбивается, в уме читает «живые помочи», а поэт молодой, ноги резвые, его нагоняет. Только видит мужик - горит впереди огонек ясный, вроде звездочки путеводной, и понимает он, что в том огоньке его спасение. И совсем мужику пришла бы беда, потому как бес московский против него был, но тут и бесу нашенскому вышло внезапное посрамление...

Ох и заболтался я сегодня, да уж ладно, теперь на полдороге не остановлюсь, только уж, ребята, как хотите, а второй штоф заказывать надо, потому как такое хитросплетение ума настало, что без этой подмоги никак не расплетешь... Вот оно и хорошо. Всю честну́ю компанию потчуй, хозяин! А уж я вас распотешу. Эх, хороша, зараза!

Да... И вот вышло нашему московскому бесу полное посрамление. Ловок он, враг, всё предугадал, предувидел, нашел руки достающие и руки берущие, нашел душу растленную, испакостил ее до нестерпимости, довел до исступления и на зло кинул; и вот-вот всё им задуманное должно было исполниться, да забыл он про своих бессмертных врагов. А те два беса, вам известных, хвостов лишившись, крепкую обиду затаили и решились мстить. Но своими руками, то бишь лапами, бесы участвовать не согласные, они мыслию горазды. Московский наш бес ловок, а эти - хитры-прехитры. Вот и исхитрились они вконец и придумали мщение непростое и наихитрейшее. Узнали они, что есть такой ходя-китаец, имя его по-русски слово срамное, содержит прачешную на Арбате, а привез он с собой множество ходей-бесенят. Пришли они к ходе-китайцу, а тот говорит: «Нисего не знай. Ходи-ходи, китаеза многа работай!» Тогда эти бесы ему во всем открылись и объявили, что хочет московский бес взять Черную книгу, а с ней и власть над всем миром. Ходя говорит: «Шибко думай надо!» Тут бесы ему советскими полтинниками посветили, ходя и вынес им лукошко, а в нем - множество мелких бесенят.

И вот забегает московский бес вперед мужика и хочет ему пакость сделать - ножку подставить или грязь-мазут разлить на дороге, как вдруг сам о натянутую проволоку споткнулся и нос расквасил. И тут навалилось на него сонмище ходей-бесенят, и пошло у них побоище великое. Обыватели середь ночи великий шум слышали, и крестились в испуге, понимая, что неспроста это. Храбер был наш московский бес, да многое множество врагов было, и худо ему пришлось. А два врага его, два прехитрющих беса, рядом стоят, в драку не вмешиваются, только подначивают: «Так его! Так!!» Кутерьма идет великая, лишь хвосты мелькают. Вцепились ходи-бесенята в нашего беса как блохи, нипочем не отпускают, а те два, от нашего московского пострадавшие, улучили момент да и поймали его за хвост, да и всунули хвост его в церковную калитку и накрепко захлопнули. И ничего московский бес поделать не может, потому как над калиткой крест святой, а преступить его он не волен. Тут ходи-бесенята китайские, нашего беса уловив, выстроились в рядок, свою поганую песню пропели и все дружно, обстоятельно нашего беса того... обгадили с рогов до прищемленного хвоста. После чего пошли назад в прачешную на Арбате своему ходе-китайцу помогать - работа-то у них самая тяжелая, а харч мелкий.