Чёрная кошка в оранжевых листьях

Меня усадили в кресло. Субботка встал и, покачиваясь, принялся энергично мотаться по площадке, гоняя вокруг себя ветер. Он носился, плотно ставя ноги, чтоб не грохнуться. Двигал столы, кресла, отбегал на край площадки и, откинув голову, прищурившись и соорудив из пальцев экран, смотрел в него, что-то прикидывая. И вид у него был вдохновенный и целеустремленный. Недовольный тем, что он увидел в квадрате пальцев, он обеими руками, поднатужившись, цапнул вдруг мое кресло, забыв меня оттуда вытряхнуть, и поволок в другой конец площадки. Я сидела, выпучив глаза и поджав ноги, как цирковая обезьяна, попискивала от страха и жалела, что согласилась на это интервью. Вот-вот Субботка должен был свалиться сам и с грохотом повалить и меня. Возможно, с трагическими последствиями.

Субботка потаскал нас с креслом туда-сюда и обронил примерно там, где и взял. Затем он стал совершать совсем уж неприличные манипуляции: стал расстегивать на мне блузку! Видел бы мой муж Аркадий Кузьмич — вмешался бы, и на региональном телевидении на одного талантливого оператора стало бы меньше. Я только хотела сказать, что сейчас ка-ак я позвоню, ка-ак приедет мой муж… Но под гневным взглядом Ларисы Денисовны сдержалась. Тем более Субботка, оказывается, всего-навсего пристегивал меня к микрофону-петличке. А шнур прятал у меня под одеждой. С сонным опухшим равнодушным лицом, он еще повозил по моим волосам руками, поправил воротничок блузки, пошатываясь, пошел к первой камере, уцепился за нее и, по-моему, уснул.

Мы с Ларисой Денисовной стали обсуждать вопросы интервью, увлеклись, даже поспорили… Тут Субботка из-за камеры вдруг брякнул утробно:

— Блстит!

— Что?

— Крсна девца блстит!

Он завозился там, на границе света и тьмы, опять с трудом взгромоздился на площадку возле меня, держа в руках коробочку и косметическую кисть. Потыкав кистью в коробке, он повазгал ею по моему носу, лбу, попадая в глаза и рассыпая пудру мне на одежду. Удовлетворенно еще раз оглядев свою работу, исчез за камерой и, наконец, затих там.

Мне было плохо видно, что там происходило, тем более — я все-таки отвлекалась на интервью, давая членораздельные ответы на коварные вопросы Ларисы Денисовны. Но в общих чертах я уловила, что там происходило действо, не менее интересное, чем на площадке. А может, и более увлекательное. Для кого как.

Субботка, видимо, мысленно проведя для себя линию от одной камеры к другой, по команде режиссера автоматически выпадал из наушников камеры номер один и, держа на прицеле камеру номер два, несся к ней, громко топая по намеченной условной траектории, широко расставляя ноги, как матрос на палубе в штормящем море. Зацепившись руками за камеру номер два, он вныривал головой в наушники, успокаивался и подремывал, навалившись на камеру, до следующей команды режиссера. Так он мотался от одной камеры к другой, шепча и бурча себе что-то под нос и даже ехидно комментируя вопросы Ларисы Денисовны и мои ответы.

По окончании съемки — когда меня отцепили от микрофончика и в студии выключили лишний свет — оператор подгреб ко мне, еще, кажется, более хмельной, чем был, и поклонился с величайшим достоинством, присущим обычно хронически пьющим людям:

— Продолжим наше знкмсво в кафе «Смак»… — то ли спрашивал, то ли утверждал Субботка.

Я растерянно закрутила головой. Подоспевшая Лариса Денисовна прошипела мне в самое ухо:

— Не соглашайся. Субботка — тот еще ходок. Потом не отвяжешься.

И повела меня на выход.

— Ты посто-ой, посто-о-ой, крса-авица мья… — запел печально мне вслед оператор и, подойдя, положил свою огромную лапу мне на плечо. — Пстой! Скажу тебе… (Я остановилась.) Знаешь, о чем я мечтаю? (Я помотала головой.) Я мечтаю… — Субботка бухнул себя в грудь кулаком и произнес тихо, серьезно и без присущего ему надрыва: — Я мечтаю снять прямой репортаж… Прямой… репортаж… с конца… света… О! — он страшно захохотал и сквозь смех добавил: — Это будет мой звездный час. И он скоро наступит, крсна девца, да!

Субботка прощально устало махнул рукой, полез на съемочную площадку и завалился на ковровое покрытие. Улегшись морской звездой, он тихонько и печально завыл:

Комар но-ожку мне,
Комар но-ожку мне,
Комар ножку отдавил,
Комар ножку отдавил…

Через неделю программу давали по четвертому каналу. Это было невероятно!.. Сперва я не поняла, кто эта хорошенькая молодая женщина на экране… Неужели это я?! Ну, Субботка!.. Такой я не была никогда. Даже в самой ранней юности. Даже на самой лучшей моей фотографии! Никогда! Никогда…

ИЗ ПАПКИ «ТОЛЬКО ДЛЯ СВОИХ»

* * *

Мои соседи, сами того не зная, подымают мне самооценку регулярно, как только стемнеет. Когда я вечером выхожу и прохожу мимо их дома, зажигается яркий прожектор и освещает мне путь. То есть у них над балконом есть фотодатчик. Он, этот датчик, видит меня издалека. И как будто ждет. О! Идет. И р-р-аз! Зажегся!