Каждый день мы с миссис Вильерс проводили одинаково. Утром я помогала ей собираться, затем она завтракала в малой гостиной, после чего мы вместе около часа гуляли по крытой оранжерее. С самого отъезда хозяина погода резко испортилась. Дождь лил почти беспрерывно, пришедший с севера ветер буйствовал. Вчера днём мистер Хилл сообщил госпоже, что в саду от непогоды сломалось четыре плодовых дерева. Впрочем, в последние дни миссис Вильерс почти не заботило то, что происходит в саду, да и в доме. Все мысли её были с мистером Вильерсом. Она ждала от него письма.
Почту приносили к полудню. Мы разбирали её вместе, сидя в кабинете мистера Вильерса. После смерти мистера Квинси у миссис Вильерс появилась ещё одна странность – она боялась прикасаться к письмам. Обычно почтой занимался мистер Вильерс, но в период его отъездов эта забота ложилась на плечи госпожи. В такие дни она приглашала меня в кабинет, усаживала в кресло хозяина, а сама располагалась в кресле напротив. На столе обычно уже лежала аккуратная стопка писем, принесённая заведомо миссис Харрис.
Разбор почты происходил у нас всегда одинаково. Я брала письма из стопки поочередно и зачитывала вслух имя отправителя. Если миссис Вильерс считала это необходимым, я вскрывала письмо и зачитывала вслух содержимое послания, если нет, то мы просто убирали письмо в предназначенный для этого ящик стола. По возвращении домой мистер Вильерс лично изучал содержимое этого ящика, прочитывал и отвечал на все письма, находящиеся там.
С момента отъезда мистера Вильерса во Францию разбор писем стал нашей ежедневной обязанностью. Я выполняла её по большей части машинально, так как то, что содержалось в читаемых письмах, было либо мне скучно, либо совершенно непонятно. Но сегодня в стопке оказалось письмо, имя отправителя которого показалось миссис Вильерс незнакомым.
– Убери его в ящик, – сказала она, равнодушно пожав плечами, но как только моя рука, сжимавшая конверт, потянулась к ящику, госпожа передумала.
– Постой, – сказала она с некоторой тревогой.
Я замерла, ожидая приказаний. Миссис Вильерс смотрела на письмо в моей руке с такой внимательностью и таким подозрением, словно бы пыталась взглядом прожечь его, испепелить так, чтобы и пылинки его не осталось в этом доме. Я ждала. Странное внимание госпожи к этому письму пробудило тревогу и во мне. Я надеялась, что вот-вот госпожа скажет опустить письмо в ящик, но она молчала. Прошло по меньшей мере три минуты, прежде чем госпожа снова заговорила.
– Прочти, – произнесла она с неожиданной решительностью.
Я отчётливо слышала, как билось сердце миссис Вильерс в тот момент, когда я ножом вскрыла конверт и извлекла из него свёрнутую в несколько слоёв бумагу. Я сразу же поняла, что это не было обычным дружеским посланием. Бумага письма была другой, более жёсткой и грубой. Несмотря на то, что лист был большим, послание, адресованное госпоже, содержало всего несколько строк. Внизу страницы стояла печать.
Я пробежалась взглядом по содержимому письма и замерла, не в силах произнести ни звука.
– Ну, – нетерпеливо поторопила меня миссис Вильерс. – Почему ты не читаешь?
Казалось, что горло моё сжала чья-то мощная безжалостная рука. Дыхание перехватило. Я не знала, как произнести то, что было написано в этом письме. Как вообще я могла озвучить такое! Казалось бы, в моих руках всего лишь листок бумаги с написанными на нём буквами, но этот листок, эта жалкая бумажка грозила навсегда разрушить жизнь моей госпожи.
– Читай же, – приказала миссис Вильерс.
– Госпожа, – начала я, дрожащей рукой убирая в сторону злополучный листок. – Здесь написано, что корабль, на котором мистер Вильерс отправился во Францию, в море настигла буря. Судно затонуло. Погибли все, кто был на борту.
Миссис Вильерс словно бы и не услышала моих слов. Какое-то время она смотрела в окно, будто размышляя о чём-то своём. Затем она неторопливо поднялась, видимо, желая подойти к столу и лично прочесть странное послание, которое я так не хотела озвучивать. Но, едва поднявшись и сделав один шаг в направлении стола, она вдруг всем телом задрожала. Глаза её закатились, а ноги внезапно ослабели. В эту же секунду госпожа упала без чувств.
3 августа 1850 года. Десять часов после полудня.
Сегодня в книге я прочитала выражение «тень дома». Таким необычным сочетанием слов именовалась не та тень, которая падает от дома на землю в солнечный день, а некий загадочный призрак, обитавший в старинном, полном тайн особняке. Прочитав это выражение, я сразу же подумала о миссис Вильерс, так как с момента гибели мистера Вильерса моя госпожа стала не чем иным, как «тенью дома». Я понимала это и раньше, вот только до сего дня не могла найти такому её состоянию подходящего названия.