Чёрная лента

Утром я застала миссис Вильерс в необычно приподнятом настроении. Вообще, в последние месяцы она всё чаще пребывала в жизнерадостном состоянии. Тоска по усопшему супругу постепенно уступала место привязанности к детям. Мисс Джоан уже вошла в пору девичества, и теперь наставления и внимание матери ей были особенно полезны. Впрочем, она всегда была девушкой мудрой. Не только прекрасную внешность, но и глубокий, рассудительный ум унаследовала она от матери. Тяжёлые потери, свалившиеся на их семью, сделали мисс Джоан не по годам взрослой и самостоятельной.

Молодой Джордж рос крепким, игривым мальчиком. Он мало сидел на месте, и все, кто видел его хоть раз, признавали, что каким-то удивительным образом он унаследовал характер своего почившего дяди. Миссис Вильерс, после смерти супруга почти переставшая замечать сына, постепенно приняла и полюбила его. Он напоминал ей брата. В последние месяцы миссис Вильерс почти не расставалась с маленьким Джорджем. Они вместе играли. Госпожа читала ему книги и сама укладывала спать. С наступлением весны миссис Вильерс вместе с Джорджем стала совершать прогулки по саду. Часто к ним присоединялась и мисс Джоан. В дом возвращался покой.

Когда сегодня утром я вошла в спальню госпожи, я застала её за переменой платья. Гвен, новая горничная миссис Вильерс, ловкими движениями шнуровала корсет госпожи. Гвен была моложе меня на пару лет. Я отыскала её через своих родных в деревне почти сразу после того, как миссис Вильерс назначила меня управляющей. Гвен была послушной, исполнительной и внимательной. Она во всём устраивала госпожу, да и меня. Единственным, что меня настораживало в Гвен, была её болтливость. В отличие от меня новая горничная госпожи не могла находиться одна. Ей постоянно нужна была компания, и поэтому в периоды, когда госпоже не требовались её услуги, Гвен приходила на кухню. Она быстро нашла общий язык с кухарками, не меньшими сплетницами, чем сама Гвен. Возможно, если бы я работала управляющей в другом доме и в другой семье, излишняя болтливость горничной меня вряд ли бы смутила, но я не хотела, чтобы о некоторых странностях миссис Вильерс знала вся имевшаяся в доме прислуга. Поэтому за Гвен я присматривала с удвоенной внимательностью.

Гвен помогла миссис Вильерс надеть чёрное выходное платье, а затем полезла в шкаф, чтобы подобрать подходящую шляпку. Эти манипуляции крайне удивили меня, так как со смерти мистера Вильерса госпожа ещё ни разу не покидала пределов усадьбы.

– Вы куда-то собираетесь, госпожа? – с любопытством спросила я.

– Да, – ответила она, несколько нервно передёрнув плечами, – Я хочу посетить сегодня службу. Отец Браун убедил меня в том, что домашних молитв недостаточно и что в праздничные дни для души полезно объединить свою молитву с молитвами прочих.

Это заявление удивило и обрадовало меня одновременно. После стольких лет и многочисленных увещеваний старому священнику всё же удалось убедить миссис Вильерс хотя бы временами прерывать своё затворничество. Это не могло не радовать, и я воздала мысленную благодарность отцу Брауну.

Тем временем миссис Вильерс определилась со шляпкой и, повернувшись ко мне, сказала:

– Бетти, я вот зачем тебя позвала. Я не буду обедать сегодня дома. Отец Браун и его супруга любезно пригласили меня к себе на праздничный обед. После службы я сразу же отправлюсь к ним и пробуду там некоторое время. Джоан и Джордж поедут со мной.

– Хорошо, госпожа, – я поклонилась. – Будут ли ещё приказания?

– Пока нет, – сказала она. – Ступай.

Я ещё раз поклонилась и вышла из комнаты. Меня переполняли радостные эмоции. Я уже и не верила в то, что когда-нибудь услышу от госпожи то, что она произнесла сейчас. Госпожа собирается обедать вне дома! Она идёт на праздничную службу, а затем едет на праздничный обед! Удивительно! Ай да отец Браун! Храни его Господь!

    12 февраля 1856 года. Десять часов после полуночи.

– Госпожа сегодня снова принарядилась, – услышала я, когда зашла на кухню, чтобы проверить готов ли завтрак для мисс Джоан и юного мистера Джорджа.

Вопреки всем моим наставлениям, Гвен снова сплетничала с кухарками о миссис Вильерс. Гвен была хорошей горничной, исполнительной, внимательной, терпеливой, но в пылу юности являла собой существо несдержанное, не чуткое и, ко всему прочему, удивительно не склонное хранить чужие секреты. Не со зла, но в силу своей натуры, она выбалтывала подругам всё, что видела и слышала в комнатах господ. Кухарки же, большую часть жизни проводившие на кухне и не видевшие сами ничего, кроме стола да очага, всегда были падки до сплетен, особенно если они имели пикантную или драматическую окраску. К сожалению, люди устроены таким образом, что если в их жизнях не может произойти ничего достойного обсуждения, то они готовы с безграничным злорадством перемывать кости посторонним.

– Думаешь, она снова пойдёт к нему? – улыбнувшись и кокетливо поведя бровями, спросила у Гвен одна из кухарок.