Чёрная мадонна

Сэм жадно взял в рот ее грудь – столько, сколько смог – и даже застонал от удовольствия, ощущая губами вкус женского тела, ноздрями – его пьянящий запах, ладонями – шелковистую кожу. Он сосал, вдыхал, гладил и не мог насытиться. Сэм не знал, почему она плачет, потому что сам был весь словно в огне, и, черт, как ему было хорошо, пусть даже при этом кружилась голова и он не мог разобрать, что она говорит ему. Что-то вроде «давай» или, наоборот, «кончай». А потом они свалились на пол, и он даже не помнил, как они там оказались. Он крепко сжимал ее грудь, как будто это был спасательный круг. Ему казалось, что стоит ему ее отпустить, как она тотчас исчезнет, а он вновь погрузится во тьму. Он стискивал ей соски, чтобы они посильнее торчали, чтобы ему было удобнее их сосать.

На какой-то момент картина перед его глазами прояснилась, и он увидел, что лицо ее стало влажным от слез. Она плакала. Правда, быстро затихла и стиснула зубы, так что, похоже, все в порядке. Кстати, когда это его руки успели побывать у нее между ног и намокнуть? Потому что пальцы у него мокрые. Она что, помочилась прямо ему на руку? Впрочем, какая разница, потому что он наконец проник в ее горящее влагалище и получил то, о чем мечтал.

Он трахал ее, трахал, что было сил, хватал, сжимал, тискал. Казалось, этот кайф продлится вечно и он будет и дальше сжимать эти потрясающие сиськи, на которых написано его имя; тискать ее ягодицы, путаться пальцами в ее волосах, засовывать ей в рот руку и пальцем ковырять ей горло, и трахать, и трахать, и трахать, пока сам не окажется на самом краешке раскаленного добела утеса, но не сорвется вниз, а повиснет, дрожа в ослепительном свете блаженства. И больше не будет никакой тьмы. Он имел ее, как только мог, и никак не мог насытиться.

Сэм услышал что-то вроде «брошу тебя» или «прошу тебя», но не знал, откуда доносятся эти слова. И вообще, какое ему дело, откуда… Сэм достиг вершины утеса и завис над ним, словно птица, глядя в лицо прекрасным демонам, продолжавшим подзуживать его, нашептывая: давай, давай. Оттрахай ее по самое не могу.

Дыхание вырывалось из его груди надрывными всхлипами, а демоны все пели и пели. Или нет, скорее, выли. Он не мог остановиться и посмотреть, почему это так. Он должен был трахать и трахать, и трахать, проникать еще глубже, кусать влажные соски, мять, хватать, сжимать, засовывать свой член в любое отверстие, в какое тот мог проникнуть, и трахать, удерживая ее на месте, чтобы она кусала его, сосала, помогала ему сорваться вниз с раскаленного добела утеса.

Но вместо этого кто-то кричал. Он же не мог отдышаться, и утес куда-то исчез, и его мир неожиданно задрожал наплывающими со всех сторон волнами боли.

Когда Сэм проснулся, головокружение прошло, но страшно болела голова. У изножья его кровати стояли люди, мистер Браун и доктор Льюистон.

– Привет! – сказал Сэм, пытаясь как можно дальше запрятать свой страх. Когда он говорил, голова просто раскалывалась от боли. Интересно, и надолго он вырубился на этот раз? – Я что, снова того? И сколько я проспал? Надеюсь, что не десять лет? – он вымучил смешок. – Кстати, аспирина у вас не найдется?

Оба молча, в упор, смотрели на него.

– Ну, хорошо, не хотите давать бесплатно, давайте я у вас его куплю.

Не говоря ни слова, Льюистон принес две таблетки и стакан воды.

– А в чем, собственно, дело? – спросил Сэм, проглотив таблетку.

– Думаю, с ним все в порядке, – сказал Льюистон, обращаясь к Брауну. – Возможно, мне придется прописать ему курс лече…

– Войди к нам, – перебил его Браун, обращаясь к кому-то, кто не был ему виден.

Сэму стало не по себе, а затем и вообще он едва не наложил в штаны, увидев, как в комнату, с пистолетом в руке, вошел охранник и приставил пушку прямо к его виску.

– Пока ты работаешь на меня, – ледяным тоном произнес Браун, с презрением глядя на Сэма, – не вздумай сделать это еще раз. Ты меня слышал?

Сэм понятия не имел, о чем он, однако ответ был понятен и прост.

– Конечно. Все понял. Если что не так, прошу меня извинить.

Взгляд Брауна сделался холодным, как сталь.

– Если только я тебе не прикажу.

Льюистон стоял, прижав руки к животу, как будто его вот-вот вытошнит.

– Понял, если вы не отдадите приказ, а так ни-ни.

Браун кивнул.

К великому облегчению Сэма, охранник убрал от его виска пистолет и вышел из комнаты.

Льюистон вышел вслед за ним. Даффи не осмелился спросить у Брауна, чего ему приказано не делать, но, в конце концов, задал мучивший его вопрос:

– Вы, часом, не скажете мне, и надолго я вырубился?

– Ненадолго, – на этот раз ледяной взгляд Брауна сменился чем-то вроде улыбки. – И чтобы ты понял, что я не слишком сержусь… – С этими словами Браун повернулся и крикнул: – Корал!

Она появилась из-за штор, которые за это время вернулись на свое место, в прозрачном золотом халатике и золотой сорочке. Вся ее шея была в синяках. Вдоль одной руки протянулась длинная царапина. Господи, и кто ее так? Неужели он сам? Быть того не может! Или как? Он отчаянно внушал себе, что это не он, потому что ему хотелось еще. Жуть как хотелось.