«Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

««После начала войны в планы его использования (Второго стратегического эшелона – И.Д., В.С.) пришлось внести кардинальные изменения»» [82; 244].

Генерал-майор В.Земсков:

« «Эти резервы (Второй стратегический эшелон – И.Д., В.С.) мы вынуждены были использовать не для наступления в соответствии с планом, а для обороны»» [82; 244].

Генерал армии С.П. Иванов:

« « В случае если бы войскам Первого стратегического эшелона удалось… перенести боевые действия на территорию противника ещё до развёртывания главных сил, Второй стратегический эшелон должен был нарастить усилия Первого эшелона и развивать ответный удар в соответствии с общим стратегическим замыслом»» [82; 244].

К последней цитате Резун делает ехидную оговорку:

«В этой фразе не должен смущать термин «ответный удар»» [82; 244].

Генерал М.Ф. Лукин (бывший командующий 16-й армии):

« « Мы собирались воевать на территории противника»» [82; 248].

После приведения подобных высказываний Резун делает, как кажется, обоснованный вывод:

«Если советские войска готовятся к обороне, то надо зарываться в землю, создавая непрерывную линию траншей от Ледовитого океана до устья Дуная. Но они этого не делают…» [82; 250].

И если брать за основу советский миф о «стратегической обороне», то Резун абсолютно прав.

Но все его построения обесцениваются, как только уходишь от этого мифа и рассматриваешь реальные планы командования РККА. Ни одна из приведённых цитат (также, как и другие цитаты, которыми «обильно сдобрены» повествования Резуна) не говорит ровным счётом ничего о подготовке Советским Союзом агрессии против Германии и её союзников. Они однозначно свидетельствуют, что Красная Армия готовилась наступать. Но наступать и совершать политический акт агрессии, как вы понимаете, не всегда одно и то же.

Не менее сильным приёмом Резуна является построение своей теории без сопоставления её с реалиями внешнеполитической обстановки предвоенного периода, оценкой этой обстановки советским руководством, а также с его взглядами на характер грядущей войны. Специалист, конечно, видит безусловный минус подобного приёма, а потому быстро находит аргументы, чтобы возразить британскому автору. Но для массового читателя отсутствие внешнеполитического фона деятельности советского правительства и военных делает резуновские построения весьма убедительными. И то, что при этом политическое и военное руководство СССР «думает» не то, что оно думало о внешней и внутренней политике своей страны в действительности, а то, что ему вменяет «думать» Резун, усиливает впечатление неоспоримости его доводов. Скажем, «думает» Сталин о мировой революции. Спит и видит, как бы её экспортировать на Запад и советизировать всю Европу. Стало быть, он просто не может не готовится к агрессивной войне.

И под эту «волынку» начинают «вдалбливаться» в читательскую голову «истины» калибром поменьше: если дивизии «прячутся» в приграничных лесах, а не распевают полным составом прямо на виду у немцев в непосредственной близости от контрольно-следовой полосы под гармошку «Катюшу» с целью устрашения германских солдат, то они готовятся напасть на Германию. Если какая-то дивизия оказалась у границы в междуречье, а не накопала себе окопов на самом удалённом от немцев берегу, то она, безусловно, готовится напасть на немцев. Если какой-то советский лётчик в Бессарабии в разговоре с местным жителем «ляпнул», что ещё рассчитывает посмотреть на румынские города, то он, однозначно, готовится посмотреть на них в ходе завоевательного похода. И всё в таком же духе.

А между тем, неплохо было бы Резуну рассказать про то, как Сталин боялся спровоцировать немцев на военный конфликт стягиванием войск к границе. Но вермахт продолжал усиливать группировку на советских рубежах. Поэтому не делать подобное же мог только руководитель, абсолютно не заботящийся о безопасности своей страны. Сталин таковым не был. Отсюда и тайное, а не явное сосредоточение войск у границы.