Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

Два последних письма, датируемых нами, представляют наибольший интерес. Мы впервые узнаём точно о том, что было туманно известно лишь по догадкам и отдельным указаниям лиц, причастных к происшедшей драме. Мы знали, что на каком-то вечере во второй половине октября 1836 года состоялось решительное объяснение Дантеса с Наталией Николаевной, когда она отвергла его притязания. Теперь мы можем назвать и место, и день этого важного объяснения: 16 октября на квартире у Вяземских. Письмо написано Дантесом на другой день, 17 октября, во время дежурства в кавалергардских казармах, когда другого, кроме эпистолярного, способа сношения с Геккереном у него не было. Дантес буквально диктует Геккерену, как он должен повести себя с Наталией Николаевной. В хронике этих дней, предшествовавших появлению 4 ноября анонимных писем, всегда была значительная, теперь только заполненная лакуна, так как мы не знали, где и когда Геккерен, по выражению Пушкина (в обвинительном письме голландскому посланнику, отосланном 26 января 1837 года), «отечески сводничал» своему «так называемому сыну». Выясняется теперь, что это произошло в разговоре 17 октября 1836 года на вечере у баварского посланника графа Максимилиана Лерхенфельда, осмеянного Дантесом не однажды в предшествующих письмах. Можно назвать и современный адрес дома, где располагалось в ту пору баварское представительство, — Дворцовая набережная, 16.

Последнее публикуемое письмо также писалось с очередного дежурства. В это время старший Геккерен хлопотал об отсрочке дуэли, представлявшейся неизбежной после вызова, который вечером 4 ноября Пушкин отправил по городской почте на имя барона Жоржа Геккерена. Предстоящая дуэль грозила для обоих Геккеренов полным крахом карьеры в России. В дальнейшем развитии событий сыграет свою роль и Екатерина Гончарова. И это письмо от 6 ноября, а также позднейшие письма Дантеса уже своей невесте Екатерине достаточно наглядно обрисовывают её негативную роль в преддуэльной истории поэта. Очевидно, что сторону Дантеса она стала держать ещё до помолвки. Оценка её действий лучше всего дана самим Дантесом в заключительной фразе публикуемых писем — в приписке к письму от 6 ноября 1836 года: «Во всём этом Екатерина — доброе создание, она ведёт себя восхитительно».

Роль Геккерена-старшего благодаря публикуемым письмам также проясняется. Ещё П. Е. Щёголев, основываясь на дошедших до нас оправданиях голландского посла, высказался в осторожной форме следующим образом: «Итак, следуя соображениям здравого смысла, мы более склонны думать, что барон Геккерен не повинен в сводничестве: скорее всего, он действительно старался о разлучении Дантеса и Пушкиной». (Щёголев П. Е. Дуэль и смерть Пушкина. М. — Л., 1928. С. 60. Далее — Щёголев). «Соображения здравого смысла» теперь обрели более твёрдое основание в письмах Дантеса. Хотя до нас и не дошли ответные письма посла своему приёмному сыну, реакция Дантеса на них является весомым свидетельством ревности его корреспондента к Наталии Николаевне. Поначалу он пытался очернить её в глазах Дантеса, а когда это не удалось, то он предпринял всё возможное, чтобы отдалить их друг от друга. Готовность Дантеса следовать любому совету, который даст ему Геккерен, выраженная в письме от 6 ноября 1836 года, — в разгар переговоров по поводу вызова на дуэль, посланного Пушкиным после получения анонимных писем, — приводит его под венец с Екатериной Гончаровой. При этом совпали желания трёх сторон: Геккерена, Екатерины и Пушкина, писавшего позднее послу: «…я заставил Вашего сына играть роль столь жалкую, что моя жена, удивлённая такой трусостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызывала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном».

Итак, в начале ноября даже Пушкин не отказывал Дантесу в том, что им владела «возвышенная страсть», в каких бы выражениях это ни было сделано. О наличии этого чувства говорят и все письма, начиная с первого от 20 января 1836 года, в котором, так и не названная по имени, тем не менее фигурирует Наталия Николаевна. Та же страсть руководит Дантесом, когда он в письме от 17 октября буквально диктует Геккерену, как тому следует вести себя с Наталией Николаевной на вечере у Лерхенфельдов. И тут Геккерен вынужден изменить своей линии поведения и «отечески сводничать», пользуясь выражением Пушкина, своему приёмному сыну. Со слов Александры Гончаровой мы знаем, что незадолго до 4 ноября Геккерен убеждал её сестру «оставить своего мужа и выйти за его приёмного сына». Александрина не могла только припомнить, было ли это сделано письменно или устно. Теперь мы знаем, где, когда и как это было сделано.