Чёрная речка. До и после (К истории дуэли Пушкина)

Бедный мой друг, я от всего сердца сочувствую, что тебе пришлось совершить тягостную поездку, которую ты вынужден был предпринять, чтобы добиться от своей семьи того, что должно составить наше счастие. За 10 дней познакомиться с родственниками — дело, безусловно, малоприятное, но оно не могло не превратиться в пытку, если знакомство неизменно завершается просьбой, в которой нет ничего радостного для этих особ, и они могли бы очень легко, и при этом не дав повода для упрёков, отказаться допустить в свою семью иностранца, который, разумеется, не заставит их стыдиться за него и сознаёт всю ответственность своего нового положения. Но, само собой, они вовсе не обязаны всё это знать. Я получил огромную пачку писем из Сульца, где речь только о тебе, о том, что они всякий день благословляют небо за то, что ты согласился заняться нашими делами и образумить папу, который вечно доверялся первому встречному, если только тот был не против. У нас теперь есть деньги не только на текущие расходы, пишет Нанин, но мы ещё и делаем сбережения и — а это почти невероятно — даже состояние наше выросло на 4000 франков ренты на 9 лет за счёт изменения договоров об аренде, что выгодно в части увеличения не только доходов, но и капитала, поскольку, чтобы добиться прироста, который они наметили, им придётся больше заботиться о земле, тогда её стоимость станет значительно выше; во всяком случае, так мне представляется. Возможно, я заблуждаюсь, зато вполне очевидно, что обязаны мы этим тебе, и для нашей семьи ты стал воистину провидением. Делавиллез, естественно, другого мнения и везде рассказывает, будто бросил заниматься нашими делами оттого, что, дескать, они ему теперь безразличны! Сплетен в городе Сульце никаких нет, разве только рассказ о мадам Маньин [?]: играя в комедии, она нарумянилась и нашла себя такой красавицей, что с тех пор постоянно накладывает чуточку румян, как в день представления, и это чрезвычайно смешит моих сестёр.

Поручение к Жан-Веру я выполнил. У него был граф Панин и просил позволения остаться дольше, чем до 18-го, на случай если у жены его случится выкидыш. Надеюсь ради него, что такое разрешение ему не потребуется.

Ещё одна неприятная новость: всё это лето у нас будут работать каменщики: как я уже писал, Завадовские купили дом и будут надстраивать этаж над квартирой мадам Влодек[158].

Я огорчён, дорогой мой друг, что ты не решился купить в Голландии лошадей, хотя бы для себя; лошади для меня — это всего лишь моя фантазия и просьба на тот случай, если тебе позволят деньги, но при отсутствии оных об этом и речи быть не может. Но ты, дорогой мой, сделал бы выгодное дело; и если бы ещё хорошего кучера, а ты нашёл бы его, ведь твой прежний только и мечтает вернуться к тебе; притом лошади обошлись бы тебе вполовину против того, что придётся платить в Петербурге, и были бы лучше; брать же их внаём при твоей бережливости — это уж просто глупо.

Тебе, конечно, уже известно, что умер Пушкин[159], но самое необычайное в том, что умирает и Гритти, по крайней мере, в городе ходят слухи об этом. Стоило, право, затевать столь скандальную тяжбу, если она не пошла впрок ни тому, ни другому.

Не хочу рассказывать тебе о своих сердечных делах, так как пришлось бы писать столько, что никогда бы не кончил. Тем не менее всё идёт хорошо, и лекарство, что ты мне дал, оказалось благотворным, миллион раз благодарю тебя, я понемножку возвращаюсь к жизни и надеюсь, что деревня исцелит меня окончательно: несколько месяцев я не буду видеть её[160].

Ты помнишь, что Жан-Вер просил руки сестры красавицы графини Борх и ему, как и следовало ожидать, отказали. Что же, его соперник победил и вскоре получит её в жёны[161].

Прощай, мой драгоценный друг, единственный поцелуй в щёку, но не более, потому что остальные мне хочется подарить тебе по приезде.

Дантес

После этого письма наступает семимесячный перерыв в эпистолярном общении Дантеса с Геккереном, так как последний вернулся в Петербург и приступил к исполнению своих обязанностей. Он сообщает всем, что привёз с собою акт об усыновлении Дантеса, теперь должного именоваться бароном Геккереном, акт, подписанный 5 мая королём Нидерландов Вильгельмом I. 21 мая Геккерену была дана частная аудиенция Николаем, во время которой он обращается к императору с просьбой о совершении необходимых формальностей в отношении его приёмного сына. На следующий день, 22 мая, Геккерен обращается, видимо, по указанию Николая I, с официальным письмом к министру иностранных дел графу Нессельроде, которым ставит его в известность в отношении акта об усыновлении Дантеса, высочайшем согласии на то императора, и просит, чтобы в полковых и прочих официальных документах его приёмный сын именовался впредь бароном Георгом Карлом де Геккереном. В действительности Дантес получил от короля Нидерландов только право носить фамилию Геккерен, да и то только по истечении года. Таким образом, все были введены в заблуждение. Подробно об этом см. в Приложении.