Чёрная соль

Уже перевалило за полночь. Где-то неподалёку проухал филин. Близкий лес был наполнен звуками: свист, клёкот, какие-то шорохи и шелест ветра в кронах деревьев. Вдруг послышалось чьё-то чавканье. Никита осторожно двинулся в сторону источника звука. Слух привёл его к раскопанной утром яме. В ней что-то скреблось и копошилось. Никита перегнулся через край. На самом дне, под каменными плитами, было заметно движение. Он достал фонарь, и луч света скользнул по обломкам. Движение прекратилось. Выключил и немного подождал. Вновь послышался шум, и появилось слабое мерцание. «Что-ж, видимо, другого пути разобраться нет, – вздохнул он и спрыгнул вниз.» На дне ямы в нос ударил запах такой силы, что защипало глаза. Смрадный дух тления, казалось, заменил собой воздух. Краем глаза он увидел белёсый силуэт, но едва обернулся, как тот растаял в воздухе. Никита направил фонарь в ту сторону и подошёл ближе. Что-то набросилось на него сзади и повалило на землю. Фонарь выпал. Отчаянно отбиваясь, он работал руками и ногами, пока нечто, пронзительно взвизгнув, не ослабило хватку. Этой секунды ему хватило, чтобы выбраться из захвата. Подтянувшись на руках, он вылез из ямы и бросился к дому за ружьём. Добравшись до крыльца, обернулся. Из ямы в небо бил столб мутного, жёлтого света, внутри которого мелькали тени. Ему стало не по себе. Вместо ружья он взял висевший на крючке возле двери бинокль и, настроив фокус, прильнул к окулярам. Тени двигались быстро, но он различил искорёженные тела проносящихся мимо фигур и гримасы ужаса, застывшие на их обезображенных лицах.

Вдруг за спиной, в доме, включилось и громко зашипело радио. В белом шуме помех было ничего не разобрать. Он подошёл, прислушиваясь к какофонии звуков и пытаясь уловить какой-нибудь возможный ключ к пониманию происходящего. Потянулся прибавить звук и с удивлением обнаружил, что шнур приёмника не был включён в розетку. Радио взвыло, и могильный голос за пеленой шипения произнёс:

– Уходи иначе смерть.

Никита нервно засмеялся и щёлкнул тумблером, чужой голос сорвался в пике ультразвука, заложив уши. Он схватился за голову, пытаясь избавиться от иглой вспарывающего перепонки звука. Перед глазами поплыла пелена, ноги подкосились, и он упал без сознания.

– Света, привет, это Никита, из поезда, – начал он телефонный звонок, сам удивляясь своему невесть откуда взявшемуся стеснению.

– А, объявился, наконец. Долго же ты собирался, неужто призраки появились?

– Они самые, – виновато сказал Никита, понимая, что девушка ожидала несколько иного. – Запиши адрес и приезжай, пожалуйста, поскорее.

– Соскучился так что ли? – она засмеялась.

– Очень, приезжай, сама всё увидишь.

– Ладно, к вечеру буду. Кстати, если призраков вдруг не окажется, ты сможешь загладить вину шампанским. Для справки, я люблю брют.

– Боюсь, шампанское не пригодится, – сказал он тихо и положил трубку.

Голова всё ещё гудела. «Итак, до вечера время есть, надо съездить в деревню, расспросить там, может, кто помнит, что это за могилы, – решил он и завёл машину.»

Приземистый, старый, с резными ставнями, но добротно обшитый новым жёлтым сайдингом дом Григория он нашёл без труда. Простой, полноватый мужик лет сорока с пшеничными усами и большими бесхитростными глазами – он помогал Никите в строительстве и всегда принимал, радушно угощая то хрустящими солёными огурцами, то квашеной капустой собственного производства.

– Гриш, привет, а у меня к тебе дело.

На заспанном лице Григория отражалось радушие, любопытство и ожидание нового заказа, а значит, приработка, в котором он сейчас так нуждался.

– Какое же дело? – спросил он, пожимая протянутую руку.

– Вечера ко мне бульдозер приезжал, фундамент рыть; яму раскопал, а там плиты какие-то, кости. Как думаешь, может, кто из старожил вашей деревни знает, кому они принадлежат?

– О как! – Григорий изменился в лице. – Можно к бабке Агате сходить, она хоть и слепая уже, но помнит много и охотно рассказывает.

Он зашёл на минуту в дом и вернулся в куртке, зажав в руках трёхлитровую банку с маленькими маринованными огурцами.

– Домашние! Она любит, – он похлопал банку по запотевшему боку, – побалую старушку, родственница моя всё же.

– А кем она тебе? – спросил Никита, когда они свернули на соседнюю улицу.

– Тётка моей матери, не знаю уж, как это верно называется, зову её просто вслед за мамой тётя Агата. Да вот и пришли уже, – он махнул на покосившийся деревянный дом с некогда большим палисадом и вросшей в землю завалинкой.

Зелёная краска фасада давно облупилась и потрескалась, но крыша была из новой гибкой черепицы.

– Моя работа! – с гордостью провозгласил Гриша и махнул в сторону крыши.

– Вижу, добротная!

– Прошлым летом ставил, а всё как новая, – не переставал восхищаться собственным трудом строитель.