Чёрная вуаль

Подъезжая к намеченному дому, я остановилась буквально в соседнем дворе и, поставив машину под деревья, переклеила цифры на номерах, наклеила несколько безвкусных бумажек на борт и стёкла и закрыла багажник изнутри плёнкой. Остановившись у разваленных ворот, я оповестила о своём приезде, позвонив в дверной звонок, и принялась ждать, когда он выйдет. Даже сейчас не могу вспомнить его имя.

– Привет, – понуро поприветствовал он.

Выглядит не пьяным.

– Привет. Могу я заехать во двор? Дорога узкая, могут зацепить.

– Да.

Он открыл большие ворота, которые готовы были развалиться. Двор оказался ещё страшнее, чем улица. На дорожке лежат старые гнилые половые доски, трава годами не убиралась и не стриглась, из-за чего машина проскребла дном толстые сухие стебли. Дом разваливался на глазах, краска с оконных рам слезала, на месте некоторых стёкол шуршала плёнка. Входная дверь с жутким скрипом открылась, и моему взору предстала пыльная прихожая с кучей старой обуви. Пройдя дальше, я сжала в руке электрошокер, готовясь обороняться.

– Я чайник поставлю, можешь садиться, куда хочешь.

Легче сказать, чем сделать. Отодвинув кучу грязного тряпья, мне удалось сесть на край дивана в пыльном зале. На полу лежали пустые бутылки, выкуренные сигареты и грязные тряпки, которые когда-то были одеждой. Не удивлюсь, если откуда-нибудь выбежит крыса. Дом внутри не внушал страха и ужаса, как снаружи, наоборот, он источал безнадёжность и вечную грусть. Возможно, атмосферу нагоняли грязные окна, по которым можно рисовать пальцем. Выставив банку кофе на стол, я подняла глаза на парня напротив, который принёс кружки и только что вскипевший чайник. Налив напиток, он подвинул кружку ближе и заговорил:

– Противно?

– Что?

– Противно здесь находиться, не так ли? – повторил он, осматривая комнату.

– Откровенно говоря, неуютно.

– Ты всегда была из высшего общества. Всё у тебя самое дорогое, шмотки, машины, отдых.

– Не стоит меня за это ругать. Всё идёт от родителей. Я сейчас зарабатываю, наверное, не больше твоего, – взяв кружку в руки, ответила я.

– Не гунди. Видел я твою страницу, – отпив кофе, он продолжил: – Неужели тебя ни разу не мучила совесть?

– Ты про Богдану? – спросила я, наклонив голову на бок.

– Про неё.

Я свела брови и добавила голосу немного дрожи.

– Конечно мучит. Сейчас так страшно всё это вспоминать, её крики, она ведь просила помощи, – напустила слёз в глаза. – Мне страшно от той меня, которой я была. Но я стараюсь ради неё быть лучшей версией себя. Каждые выходные в приют езжу. Знаешь приют «Доброе сердце»?

– Ага.

– Вот туда езжу. Продуктами и одеждой детям помогаю. Там была одна девочка, тоже возраста пятнадцати лет, и она пережила сексуальное насилие, и я помогала ей справиться со всем этим. В прошлом году её приютила семья, потрясающие люди, образованные, держат ферму. Мы всё ещё с ней на связи. Наверное, благодаря ей я не сошла с ума от угрызений совести.

Как же я горжусь собой, столько брехни выдумать.

– Не ожидал от тебя. Для меня ты всё ещё та стервозная пр… – он осёкся.

– Я стараюсь быть совсем другой, – повертев кружку, я продолжила: – У тебя как дела?

В ответ он раскинул руками, торжествующе кивнул.

– Вот так. За год моя жизнь пошла коту под хвост.

– Почему? Что случилось? – сделав максимально сочувствующий тон, спросила я.

– Я, как из школы выпустился, никуда не поступил. Матушка моя заболела, слегла, пришлось ухаживать. Да даже если б и не она, я всё равно мало куда смог бы поступить. По учёбе я скатился после того случая, – он поджал губы, отхлебнул кофе. – Это её дом. С год назад она покинула сей мир, и я остался тут один, без работы, без образования и её пенсии. Она перед уходом звала меня как в детстве: «Рустик, Рустик». Сложно одному.

Точно! Рустам!

– Понятно.

– Андрюхе тяжелее было, – Рустам откинулся на спинку кресла. – Он всегда был закрытым, всё в себе держал. Что ты почувствовала в тот день, когда узнала, что Богдана вскрылась? – внезапно он поднял на меня глаза и не отводил, ожидая ответа.

– Панику.

– А он в секунду как будто пустым стал. У нас у всех были одинаковые реакции: шок, но он… Бац! И в секунду глаза потускнели, и перестал дышать. Он же влюблён в неё был.

Я чуть не хихикнула от услышанного абсурда.

– Кошмар, – сочувственно произнесла я.

– А ты мне нравилась в школе, – сказал Рустам, поджав губы.

– Ох, неожиданно. Я мало кому нравилась.

– Ошибаешься. Многие парни мечтали о тебе, но никто не решался подойти, знали, что отошьёшь, мы не твоего уровня были, – пожав плечами, он огляделся.

– А кто моего уровня? – мельком улыбнувшись, спросила я.

– Богатенькие смазливые парнишки, потягивающие коктейль с трубочкой и рассуждающие о ценах на спорткары, – лицо его выражало отвращение.

– Абстрактно и неверно.

– Я хотел понравиться тебе. Только поэтому я подчинился, поэтому выполнил то, что ты сказала. Из-за тебя. Думал, порадую тебя и мы начнём общаться, тусить вместе.

– Странный способ завоевать чьё-то сердце, – бросила я, поставив кружку на стол.

– А у тебя его, походу, нет. Никакого сочувствия. Бессердечная ты сука, – голос его повышался.