Чёрная вуаль

– Вау. А ты действительно их довёл.

– В их понимании я монстр, но они такие же, раз решили таким способом избавиться от меня.

– И ты ждал два года, чтобы отомстить? Как вы вообще под одной крышей потом жили?

– Я хороший актёр. Уверил их, что простил, зла не держу и вообще готов исправиться. Но как ты уже знаешь – это не так. Когда меня в очередной раз отправили в лагерь, я всё решил. Одной девочке я там нравился сильно, она стала моим алиби. Для всех мы всю ночь сидели на речке и занимались романтичной ерундой, а на самом деле я, угнав мопед одного из работников, уехал домой. Найдя пистолет в кабинете отца, застрелил его во сне, а вот маму я долго задушить не мог. Она была сильной, желала жить. Я, конечно, в свои пятнадцать уже был довольно высоким и спортивным, но с ней мне было сложно справиться.

– А свечи зачем?

– Огонь, в котором они меня оставили. Я надеялся, что такое количество свечей приведёт к пожару, но нет. К моменту, как их нашли, они потухли, только и всего.

К концу рассказа Женя немного поменялся в лице, появилась грусть, но она означала скорей всего обиду из-за отсутствия пожара в родительском доме.

– Я поражена, – на выдохе произнесла я.

– Вижу, – съязвил Женя.

– Про это ты и говорил, что удивлён, как тебя не поймали?

– Ага.

Женя откинулся на сиденье, с его лица не сходила улыбка, а ширинка опять привлекала внимание. Такой картине я уже перестала удивляться.

– А ты расскажешь что-нибудь о себе?

– А тебе так хочется? – изумилась я и тоже откинулась на спинку сиденья.

– Мне интересно слушать про насилие.

– А вдруг я из приличной семьи и не знала, что такое насилие?

– Пф! Расскажи, что привело тебя сюда?

Женя опять повернулся в мою сторону.

– Сложно рассказать о чём-то одном, – я затихла.

Перебирая в голове события из детства, я внутренне съёживалась. Как можно выбрать что-то одно из такого огромного потока насилия? Как можно одно поставить выше другого, приписать статут важности?

– С какого возраста ты помнишь? Когда всё началось?

Женя опять положил голову на свою руку и следил за моим лицом.

– Лет с четырёх, наверное, помню. Я взяла с маминого стола что-то из косметики, помаду, вроде, и уронила на пол. Футляр был хрупким, из стекла или фарфора, точно не помню, но когда мама это увидела, то взяла стек, кстати, только в подростковом возрасте до меня дошло, что это стек для секса! Ха! В общем… она нанесла несколько сильных ударов по моим ладоням и отправила в комнату сидеть на стуле и не шевелиться, – я подняла ладони вверх и почти сразу опустила их.

– Не дурно. Был ли момент, когда ты была близка к смерти? – Глаза Жени загорелись.

– Ты знаешь, да! Когда с тобой встретилась, – язвительно ответила я и широко улыбнулась.

В ответ Женя только наклонил голову на бок и продолжал ожидать ответа.

– Вообще-то нет. Родители были хоть и жестокими, но осторожными, – голос мой стал тише.

– Хм. Какая неинтересная у тебя жизнь. О! А когда ты начала проявлять жестокость? Ты избивала кого-нибудь? – Женя не успокаивался.

– Было дело. В двенадцать лет я чуть не утопила в речке пацана, который донимал меня в школе. Он пошёл за мной, обзывался, мелкими камнями кидался, и я завела его к речке, которая уже обмелела, ударила и начала топить. Кстати, он перестал дышать, пришлось искусственную вентиляцию лёгких делать, – с гордостью произнесла я.

– Ещё!

– В шестнадцать я споила девчонку и позволила парням её изнасиловать.

– Позволила? – игриво произнёс Женя.

– Мы собрались компанией школьной, пошли пить на старый стадион. И одна девчонка меня жутко бесила, из-за чего я её споила, подмешав таблетки, и настроила трёх парней ею воспользоваться. Я умею убеждать, – в голове промелькнули воспоминания так ярко, что я на несколько секунд отключилась от реальности. – Всем подросткам нравится томный сексуальный голос, который я прекрасно имитировала. Я нависала над ухом каждого из этой тройки, говорила, что им нужно сделать, описывала, как они будут смотреться со стороны. И они без колебаний выполнили. Помню, когда она пришла в себя, просила помощи, а я просто смотрела в её глаза и улыбалась.

– Ты прекрасна в своей мерзкой натуре, – с улыбкой произнёс Женя и скрипнул зубами.

– Я знаю, – с благодарной улыбкой сказала я.

– У вас не было проблем с ней? Она не заявила в полицию?

– Нет. Она в тот же день покончила с собой.

А ведь я скучаю по тем временам. Когда я могла заставить кого-нибудь сотворить такое, о чём человек до этого даже подумать боялся. Видеть кровь на чьих-то руках мне было достаточно для удовлетворения внутреннего «я». Смотреть на боль и страдания людей, не прикладывая физических усилий. Всего этого мне было достаточно, а сейчас не хватает.

– Ты всегда действовала чужими руками? Боялась запятнать себя?

– Единственный раз, когда я сама что-то сделала человеку, это был тот пацан, которого я топила в реке. А в остальном, да, я всегда смотрела со стороны и направляла других людей творить что-либо.

– Но сейчас тебе этого мало, ты ощутила вес чужой жизни в руках, – с оскалом произнёс Женя.