Чёрное копьё

Однако, лишившись сознания от удара, тот оставался недвижен и безгласен. Руки хоббита беспорядочно зашарили по тяжёлому телу, пытаясь отыскать заветно-зловещее Кольцо; он страшно торопился, ежесекундно оглядываясь; и не напрасно, потому что отряд был близок к полному разгрому, больше медлить было нельзя, и Фолко взялся за лук. Р-раз! — и, нелепо раскинув руки, с высокого карниза полетел старый гурр-колдун; два! — и рухнул ничком в костёр второй из гурров.

— Сюда! Ко мне! Здесь Капитан! — во весь голос завопил хоббит, обнажая меч.

Гурры били из лука, но кольчуга отразила стрелы. Тогда дружинники в свою очередь взялись за мечи. Для хоббита дело оборачивалось плохо — на помощь гуррам пришло пятеро троллей, но вовремя подоспела подмога. Пока гурры-чародеи наверху разводили новый костёр, суетились и мельтешили, сила их заклятий ослабла, люди встряхнулись и отпор тотчас усилился. К хоббиту подскочили четверо ангмарцев и несколько орков; на время они отбросили нападавших, уложив трёх троллей, но и сами потеряли двоих; однако драгоценные секунды были выиграны, и Фолко, застонав от напряжения, сумел-таки перевернуть неподъёмное тело Отона, запустил руку глубоко под кольчугу и нашарил крошечный кожаный кошель на прочной цепочке. Пальцы рванули завязку — и Фолко выпрямился, держа в ладони тусклый золотой ободок.

Странное чувство охватило его — он словно стоял над бездонным обрывом, откуда тянуло сухим, обжигающим лицо жаром; перед мысленным взором его мелькнули сорванные, кружащиеся, будто под сильным ветром, голубые лепестки его заветного цветка, сотни далёких голосов воззвали к нему: «Остановись! Не надевай!»; поток знакомой мутноватой силы, затемняющей сознание, вырвался наружу, но остановился, не в силах преодолеть барьера воли хоббита, стремительно возведшего вокруг загадочного Талисмана прочную и пока не преодолимую для этой силы ограду. Мрачной и тёмной была мощь, заключённая в Талисмане; ничего, кроме замогильного мрака, не видел в ней хоббит, пристально вглядываясь в неё своим дивно обострившимся внутренним зрением — даром того самого Синего Цветка, спасённого им от гибели на земле. И сейчас он видел всё словно сквозь ворох голубоватых лепестков; но они не мешали, — напротив, каждый из них походил на волшебное увеличительное стекло, помогая различить подробности внутренней сути Талисмана.

Однако не только тяжкий, беспросветный мрак составлял силу грозного Кольца; вглядевшись, Фолко различил там и второй, верхний слой — на сумрачном, жестоком и безжалостном фундаменте было и нечто иное — могучее, но не чёрное, содрогающееся, словно человеческое сердце, стремительное и своенравное, для чего хоббит не мог подобрать сразу определения; в этом втором слое было намешано всего, словно незадачливый творец, не глядя, швырнул в тигель частицу себя самого. И тут хоббита осенило.

«Это же человеческое начало! — сказал он себе. — То, что я не могу понять и определить — это часть человеческой силы!» — «И сплав тёмной воли и смелых сердец он вложит в свой всемогущий венец», — вдруг вспомнились слова Наугрима. Да! На фундаменте странной, древней и чёрной силы, невесть откуда взявшейся в Олмере, был возведён Талисман; но немало в нём было и от свободной человеческой воли; однако сейчас она даже мешала, не давая постигнуть самой сути; очень страшна и холодна была эта глубинная суть, но Фолко настойчиво продвигался к ней, ломая собственные страхи, — мороз драл по коже, кровь леденела в жилах, невообразимо древняя ненависть оживала в глубинах Талисмана, вставая от векового оцепенения. Это воля хоббита давала сейчас ей дорогу; он понял, что всё, вложенное в Талисман его творцом, помогало обуздывать эту древнюю земную силу; но иного пути не было, оставалось только собрать в кулак всё, что у него имелось, чтобы попытаться понять.

И близко, очень близко подошёл уже Фолко к пониманию; пугающие бездны раскрывались перед его мысленным взором, веянье ледяных крыльев чувствовал он, но в то же время это не могло быть Средоточием Тьмы — слишком мало, далеко не так грозно… Уверенность возникала ниоткуда, словно кто-то всезнающий склонился сейчас над плечом хоббита, размышляя и делая выводы вместе с ним. Нет, не первична была эта древняя тёмная мощь, не первична — это хоббит осознал чётко. Он ещё ниже наклонился над Кольцом — и тут словно что-то рвануло его за плечо, выведя из глубокого транса.

Он суматошно огляделся. Отон по-прежнему был без сознания, кругом кипел бой — а на карнизе гурры уже успели заново развести свой колдовской огонь. Толпа троллей со всех сторон обступила отчаянно сопротивляющихся людей и орков; спины дружинников пока ещё закрывали хоббита от мечей и копий врага, но сколько могли они продержаться?..

И Фолко решился. Хотя внутренний приказ был внятен и чёток — «Не надевай его! Ни в коем случае не надевай!» — ждать и искать какой-то иной путь к спасению Фолко уже не мог. Он вздохнул и решительно надел Кольцо на палец.