Перекошенное лицо Фолко подействовало на гномов, точно ведро холодной воды; бормоча себе под нос неразборчивые проклятья, друзья хоббита схватились за оружие. Никто не стал разводить долгих разговоров, выясняя, откуда он это узнал, да точно ли это, да не путает ли он чего…
— Скорее! Навстречу им! Туда!
Лук в руки, стрелу — на тетиву; бегом, бегом, следуя огненной стрелке, по спящему лагерю — только б не заметили раньше времени караульные! Но воины Отона спокойно спали у погасших костров; дальше дозорные — нужно проскользнуть мимо них…
— Поздно, — мертвеющими, не слушающимися губами проговорил Фолко, внезапно останавливаясь возле самого края леса.
Гномы с разбегу чуть не налетели на него, и все втроем поспешно упали ничком в высокую траву, моля великого Дьюрина и Светлую Варду Элберет, чтобы их не заметили, — из леса чуть левее грянул конский топот, а ещё миг спустя раздался крик часового. У Фолко пресеклось дыхание — Олмер вступил в лагерь.
Глава третья
ОЛМЕР ВООЧИЮ
Как по волшебству, только что мирно спавший лагерь мигом очнулся. Раздуты были тлеющие под золой угли, разгоняя сгустившуюся ночь; отряд Отона поспешно построился, чтобы приветствовать своего Вождя; тролли, как никогда тихие и робкие, жались кучкой поодаль, не решаясь приблизиться к шатру Отона, где сейчас сидел только что прискакавший Олмер с немногими приближёнными. Три десятка охранников Вождя по-хозяйски расположились у огня, в намерении вознаградить себя за долгое и утомительное путешествие. Люди из отряда Отона охотно присоединились бы к ним — многие были друзьями, — но прежде всего нужно было встретить Вождя.
Мало было их, тех, кто начинал поход в Свободной Области, чуть больше двух десятков, троллей сейчас в полтора раза больше, чем людей.
Бойцы ждали, хоббит и гномы стояли среди них; деться было некуда, вырваться они не успели, а теперь любое их подозрительное движение — и бой неизбежен. Фолко видел, как горят глаза у его соседей по строю, какое нетерпение написано на лицах, и понимал, что эти люди умрут по первому кивку своего главного предводителя, умрут, благословляя его имя и его дело.
Торин кусал губу, Малыш просто стоял, словно в забытьи, прикрыв глаза; Фолко изо всех сил боролся с предательской дрожью в коленях; он пытался почувствовать Олмера, разглядеть его своим внутренним взором — и не мог, он помнил запечатлённую в его памяти картину — Войско Вождя выходит из-за Серых Гор, и он, зажмурившись, безошибочно ощущает его присутствие — присутствие Силы, теперь ничего этого не было. Как будто тот вновь стал обычным человеком. Или научился держать эту Силу в жёсткой узде, не давая вырываться наружу, как Фолко держал в тисках собственной воли, не позволяя растечься, Силу Талисмана? А может, действовало ещё что-то, о чём он, хоббит, до сих пор не имел никакого представления. Мир был чёток до рези в глазах, хотя Фолко пытался напрячь все свои способности, малопонятные и ему самому; однако ничего не получалось. Мелькнули и исчезли, словно сдунутые неистовым ветром, голубые лепестки — и всё.
Во рту пересохло. Да скоро они там, сколько же можно так стоять! Фолко казалось, что земля вот-вот начнёт дымиться у него под ногами — так велико было напряжение. Только бы не выдать себя, только бы Торин не лишился рассудка — ведь строй стоит при оружии, в полных доспехах! Но вот полог шатра качнулся, откинулся, и в проёме показались пять человеческих фигур. Идут!
Сердце хоббита, казалось, оборвалось и низринулось куда-то вниз, перехватило дыхание; невольно поддаваясь странному порыву, он даже приподнялся на цыпочки, чтобы лучше видеть, хотя и так стоял в первом ряду.
— Слава! Слава! — грянул торжественный и одновременно торжествующий клич. — Слава!
Мечи ударили в щиты. Невольно отшатнувшись — клинок соседа едва не задел щёку хоббита, — Фолко краем глаза увидел, что все тролли валяются ничком, воздев руки к небу, словно в беззвучной мольбе, а Олмер стремительным шагом уже шёл вдоль строя.
К людям Отона присоединились и охранники Вождя. Фолко замер, как очарованный, подобно птичке перед змеёй, не в силах оторвать взгляд от Вождя. Было в нём нечто такое, что завораживало, всё в нём казалось исполненным особой силы и окутано завесой непроницаемой тайны, которая, однако, обещает неописуемое блаженство тем, кто верно служит её обладателю. Он