Вслед за Санделло шёл знаменосец с небольшим штандартом, уже знакомым друзьям: чёрная трёхзубчатая корона в белом округлом поле на чёрном фоне полотнища; за знаменосцем следовал Отон, за ним — ещё двое незнакомых хоббиту. Олмер шёл вдоль короткого строя, вглядываясь в восторженные лица воинов и едва заметно улыбаясь; он приближался… приближался… захотелось исчезнуть, скрыться, превратившись в крошечную песчинку или букашку где-то в траве, — хоббит ощутил на лице могильный холод, знакомое дуновение той же древней Мощи, что составляла основу Талисмана; силы изменяли ему, он чувствовал, что вот-вот упадёт, но тут Олмер, сделав ещё шаг, встретился глазами с Фолко.
На тонких губах Вождя появилась лёгкая улыбка; он чуть приподнял голову, словно ища кого-то взглядом; и, найдя гномов, стоявших чуть сзади и левее хоббита, вновь улыбнулся. На краткий миг в его глазах сверкнул багровый огонёк — а может, это был просто отблеск факела?
Вождь ничего не сказал, он даже не задержался; ещё несколько шагов, и обход окончен; остановившись, перед тем как скрыться в уже разбитом для него большом походном шатре, Олмер сказал:
— Благодарю вас, храбрецы. Вас осталось так мало, а это свидетельствует о том, что вы действительно сделали всё, чтобы выполнить мой приказ. И не ваша вина, что он всё-таки остался невыполненным. Я прощаю вас за то, что вы смогли найти! Спите спокойно, наше дело ещё только начинается, и всем понадобится много сил для грядущих битв! А вы, — он повернулся к троллям, по-прежнему лежавшим на животах и слабо подвывавшим, — поднимитесь! Завтра вы дадите Клятву — встанете в один ряд с моими испытанными бойцами, ибо делом уже доказали свою преданность! Сейчас ночь, и время спать. Утром я потребую вашей службы. Всё! Разойдись!
«И голос… — подумал хоббит, отрешённо вытирая струящийся по лбу пот. — И голос не совсем тот — суше, резче, безжизненней. Да, меняется Вождь…»
Возбуждённо и радостно переговариваясь, люди понемногу расходились к своим кострам; Малыш, Торин и Фолко задержались.
— Ну что, сматываемся? — деловито спросил Малыш, косо поглядывая на часового у крайнего огня.
— Нет, — еле слышно ответил хоббит. — Теперь уже поздно. Давай, Торин, у тебя же какой-то план на этот случай.
— Нет у меня никакого плана, — угрюмо ответил гном, опуская голову. — По правде говоря, так хотелось все кончить разом… Ведь рядом стоял! Один взмах…
— Который отбил бы Санделло, — докончил хоббит. — И наше путешествие бы бесславно окончилось.
— Ну, это ещё неизвестно, отбил бы или нет, — упрямо набычился Торин, однако их дальнейшие споры пресёк повелительный голос — знакомый, холодный, несколько скрипучий:
— Эй, старые знакомые! Вождь зовёт вас, хочет поговорить с вами… — Горбун незаметно подошёл сзади; однако говорил и смотрел он вполне дружелюбно, скрестив руки на груди. — Я рад видеть вас здесь. Не зря Вождь заметил вас ещё в Арноре! Пути наши были извилистыми, но в конце концов они сошлись. Я приветствую вас! — сказал Санделло и протянул руку.
Фолко первым пожал протянутую ладонь. Жёсткая, крепкая, бугристая от мозолей — рука опытного воина; время не стёрло обиды, которую хоббит претерпел в Пригорье, но эти простые чувства были давным-давно заперты на крепкий и прочный замок.
— Я приветствую славного Санделло! — произнёс он, удивившись спокойствию своего голоса, и даже сумел улыбнуться, хотя этот человек был, наверное, главным препятствием для них. — Мы сделали свой выбор. На Западе для нас дела не нашлось — и мы отправились на Восток. Лёгок ли был ваш путь?
— Благодарю, не слишком тяжёл, — вежливо ответил Санделло. — Но нам, увы, некогда. Пойдёмте — Вождь ожидает вас.
Друзья невольно переглянулись; горбун спокойно повернулся к ним спиной и, не оглядываясь, как бы не придавая никакого значения, следуют ли они за ним или нет, зашагал к просторному шатру Олмера. Гномы и Фолко нехотя поплелись за ним.
— Дер то барукан, Торин Дартул! — вдруг зловещим шёпотом произнёс Малыш, и Фолко догадался о чём: «Только без топоров, Торин, сын Дарта!»
Вокруг шатра с мечами наголо стояли стражники — много, не меньше дюжины, отметил хоббит; он вгляделся в лицо ближайшего охранника и поспешно опустил глаза — свирепое выражение широко расставленных косых, как у орка, глаз очень ему не понравилось.
Санделло остановился перед опущенным пологом.
— Мечи и топоры можете оставить здесь, — как о чём-то совершенно несущественном, мимоходом сказал он, берясь за край занавеси, прикрывающей вход.
Видя секундное колебание гномов — особенно Торина, — Фолко поспешно сделал шаг к Санделло, загораживая собой друзей и торопливо расстёгивая перевязь. Он передал оружие в руки почтительно поклонившегося стражника; Санделло проводил меч хоббита чуть насмешливым взглядом и, вновь переводя взор на Фолко, бросил:
— Дар Вождя можешь оставить… Тут не обыскивают своих.
«Своих?! Значит, мы всё-таки свои?!» — мелькнула быстрая мысль.
Чуть замешкавшиеся гномы по примеру хоббита тоже отдали оружие.
«Но ножи с перевязи, что под плащом, при мне… и клинок Отрины… Ещё поборемся!» — подумал Фолко.