Чёрные апостолы

— По-разному. К нам же попадают и алкоголики, и наркоманы. Андрей бог в этой области. Совсем опустившихся он держит в изоляции, пока они не выздоровеют.

— А. Я, лично, не наркоман и выпиваю только по праздникам.

— Ну и хорошо. Вы хотите остаться?

— Не знаю. А могут не принять?

— Теперь я не знаю. Все решает Андрей.

— Апостол?

— Эти журналисты просто трепачи.

— А тот рыжий?

— А. Петр Васильев. Он комбайнер. Жена бросила его, он спился. Случайно нашел нас и остался. Про кого еще рассказать?

Я пожал плечами.

— Не знаю. Там есть еще два Якова, Иван и Варфоломей.

— Кто это? У нас есть только Иван Бережков, Ванечка, ему 7 лет. А остальных я не знаю.

— Я тоже.

— Вы шутите?

— Наверное. А какие у вас есть машины?

— Только старый микроавтобус «Рафик». Мы на нем привозим продукты и возим на продажу излишки картошки. А почему вы спросили про машины?

— Опять «вы»?

— Простите.

Настя смешалась и рассмеялась.

— Ого, молодежь, у вас весело.

Мы подняли головы. Андрей стоял на пороге и прикрывал за собой дверь.

— Вот что, Серега, пойдем со мной, потолкуем за жизнь.

Я с готовностью поднялся. Настя — тоже.

— А у тебя, Настенька, как дела? Как ходишь?

— Хорошо.

— Вот и хорошо. Ты береги себя, скоро наше пополнение рожать будешь. Идем, Серега, тебе повезло с доктором.

Я вышел за Андреем из комнаты. Мы не стали никуда заходить, а сели на завалинку соседнего дома.

— Ты, парень, не курил бы, и так у тебя легкое задето. В первые дни ты кровью кашлял.

Я с готовностью кивал.

Андрей не спешил продолжать. Я тоже молчал. Наконец он кашлянул в раздумье.

— Ты, вообще, как на жизнь смотришь? У нас останешься?

— Я вам много должен?

— Ты о чем?

— Ну, плата за лечение. За место. Еда там…

— Ты что, парень. У нас же коммуна.

— Да как-то непривычно. Не то время.

— Неважно. Мы здесь живем по другим законам, — Андрей встал. — Ты подумай. Если останешься, рады будем принять тебя жильцом нашей общины.

— Я думал, у вас — братья.

— Какие братья? — он обернулся.

— Как в монастыре.

— В сущности: все люди братья, а мы жильцы нашего общего дома. Да, кстати, ты женат?

— Да нет. Живу с матерью.

— Позвонить ей не хочешь?

— Не к спеху.

— А где твой телефон? Когда мы тебя нашли, при тебе его не было.

— Я потерял его дня за два. По пьяни.

— Ладно. Отдыхай, поправляйся. Все это наживное, главное — ты живой.

— Точно.

Он ушел, а я остался сидеть на завалинке и размышлять о жизни, как сказал бы Андрей. И тут я увидел Светку Головину. Она в том же свитере, что и на фотографии и голубых джинсах, шла прямо ко мне со стороны леса. Шла упруго, той слегка дерганной походкой, как модно теперь у молодых. Кроссовки ее были в грязи, а в руках она несла небольшое пластмассовое ведро. Позади нее раздались голоса и еще трое молодых людей появились из леса: два парня и девушка, все с такими же ведрами.

— Светка, — закричал я, вставая. И тут запели петухи. Сразу в несколько голосов и орали они наперебой, так что совсем заглушили меня. — Светка!

Наконец она услышала и замерла от неожиданности.

— Иди сюда.

Она неуверенно оглянулась на своих. Потом повернула ко мне и пошла быстрее.

— Здравствуйте, — сказала она, удивленно рассматривая меня. — Откуда вы меня знаете?

Ну вот. Именно из-за этой пигалицы попал в такую передрягу, а она спрашивает, откуда я ее знаю.

Девушка сначала взяла ведро двумя руками, потом поставила между ног. Оно было полно каких-то сучков, камней и листьев.

— Я же Сергей Поливанов, ты не помнишь меня?

— Нет. Мы познакомились в баре?

Вот она, современная молодежь. Знакомится только в барах.

— Я служил с твоим братом.

— Ой!

Она уже жалела, что подошла ко мне и думала, как удрать.

— Сядь, — велел я, и она повиновалась, правда, с большой неохотой. — Там тебя Сашка ищет, твой брат. Что ты тут делаешь?

— Живу.

— Конкретный ответ. А дом, родня уже побоку?

Она молчала, опустив голову.

— Ну вот что, детка, собирай шмотки и сегодня же топай до дому.

— Нет!

Светка стала нервно оглядываться, ища поддержки.

— Не пойду!

Я смотрел на нее, подняв голову, и думал. Потом я стал вставать. Светка шарахнулась от меня, словно я уже схватил ее, и врезалась в черного апостола с раскосыми глазами. Тот тут же обнял ее и, обернувшись, девушка крикнула:

— Он хочет меня отправить домой.

С этими словами она вырвалась и убежала, забыв ведро.

— Этот? Не волнуйся, киска, — крикнул ей вслед раскосый и, проведя большим пальцем по своим черным усам, повернулся ко мне. — Это ты, что ли? Шустришь?

Я не понял, что произошло, потому что увидел лишь, что он склоняется ко мне с самым доброжелательным видом. Тут же в глазах моих потемнело и дух перехватило от боли. В армии мне доставалось, били меня и на гражданке. Но этот бил особенно, садистки и со знанием дела. Я ослеп, оглох и свернулся на земле калачиком. Внезапно все прекратилось. Тогда я со стоном приподнялся.

— А он не мент случайно?

Вокруг меня стояли четыре или пять мужиков из тех, кто сидел за столом возле Андрея. И говорили между собой. И от них за километр несло блатным тюремным духом.

Раскосый наступил ботинком мне на раненую ногу, и я взвыл от боли и рухнул навзничь на землю.