Чёрные апостолы

— Ты кто по жизни? Легавый? А то я что-то в незнании, рассей туман.

Как мне хотелось дотянуться до него хотя бы затем, чтобы просто плюнуть ему в лицо, но боль парализовала меня.

— Отойди.

— Что?

Один из них выступил вперед, и по голосу это был тот, что разыгрывал болвана в разговоре с Андреем. Тут он говорил уверенно и с командными нотками в голосе.

— Назад. Оставь его.

Раскосый повиновался, не сказать, чтобы с охотой. Я вытянулся на земле, потом сел и схватился за ногу. Штанина намокла от крови и от боли сводило даже живот.

— Вставай.

Раскосый посмотрел на меня, хотел пнуть, но вместо этого нагнулся и поднял меня под мышки. Я повис в его руках, даже не пытаясь устоять хотя бы на здоровой ноге.

— Кто ты? Зачем ты пришел к нам? — мой спаситель хладнокровно прошел мимо меня и сел на завалинке. — Вот что, парень, если ты сейчас расскажешь нам все чистосердечно, — он усмехнулся, словно это слово таило какой-то смысл, а его апостолы даже хмыкнули. — Мы можем смягчиться. Начинай, рассказывай, я слушаю.

Меня встряхнули, считая это, видно, лучшим стимулом.

— Что рассказывать? — я старался казаться прибитым и искренним, а сам лихорадочно соображал.

— Да все. Кто ты. Что за муть у тебя на душе.

— Я… Я работаю слесарем, встретил вот Сашку Головина, он искал свою сестру. Я обещал помочь ему, и мы разошлись в разные стороны…ну…чтобы… Понимаете?

Меня встряхнули.

— Понимаем. Трави дальше.

— На машину, на которой я ехал, напали. Меня ранили. Вы же все это знаете лучше меня.

— Не твое дело, что мы знаем, а что нет.

И тут ему пришлось замолчать. Настя со своим огромным животом налетела на них и, отталкивая от меня моего раскосого мучителя, обхватила меня за фуфайку.

— Андрей! Скажите им!

Андрей возник между мной и тем, кто сидел на завалинке, и обернулся к Насте.

— Веди его отсюда.

— Пошли.

Настя потянула меня прочь, и я поволок свою ногу, чувствуя спиной взгляды голодных собак. Почти в беспамятстве я упал на кушетку в сенях своего лазарета и скорчился от боли, вцепившись одной рукой в бедро.

— Сейчас, миленький, — повторяла и повторяла моя сиделка. — Потерпи. Потерпи, пожалуйста.

Она суетилась вокруг, раздевая меня, делая укол, меняя повязку, а я часто дышал, скрипя зубами от боли. Но обезболивающее начало действовать. Там видно, был еще димедрол, и я стал отключаться и сквозь наступающее безразличие, и отупение услышал голос Андрея.

— Ну, как он?

— Кровь остановилась. Господи, за что они его так! Андрей, они же настоящие звери, зачем вы их приняли? Как мы хорошо жили до них.

— Молчи, молчи, Настеныш. Все образуется, дай только время.

— А он? Они же его убьют.

— Я уже поговорил с ними. Больше они его не тронут, успокойся.

— Не могу. Андрей, что теперь будет?

— С кем? С ним?

— Да. И со всеми нами.

Тут я отключился. Забытье отгородило меня плотной стеной и от коммуны, и от всего мира. Спал без снов, глухо, слепо и, может быть, во сне зализывал свои раны, и только когда проснулся, ужаснулся тому, во что влип. Мне уже не нужны были деньги, жизнь, в конце концов, дороже.

Вопреки ожиданию, что меня вывели из строя надолго, очухался довольно быстро. Раны затягивались, крепкий организм брал свое. Я ходил, еще припадая на больную ногу, но уже не кашлял. И больше не хотел денег. Я хотел подобру, поздорову убраться от них. Вылечили бесплатно — и на том спасибо. Даже не потребовалась медицинская страховка, которой и не было, такой вот я разгильдяй по жизни, как сказал бы мой раскосый друг.

Интуиция и здравый смысл подсказывали, что они так легко меня не выпустят. Еще бы. Те два «Нивы» и денежный мешок наполняли душу страхом.

Я потихоньку выползал на волю, сидел на крыльце, и чаще всего Настя сидела со мной рядом. Эта девочка все время была рядом, и я думаю, уже тогда привязалась ко мне. Ей, как медику, делать было нечего. Люди в коммуне были на удивления здоровыми. Только один раз при мне она делала прививки от желтухи местным детям. Для этого девушка ездила с Андреем в город и привезла оттуда блок сигарет, думаю, контрабандой. И я не уставал удивляться, что все эти люди не курят, включая и самих апостолов. Не курят, не пьют, не играют в карты и не пользуются мобильниками, этими игрушками для взрослых. И все выглядят счастливыми и довольными. Что же за чудеса творил тут Андрей-первозванный, что за эксперимент? Но это не сильно занимало меня.

Я сидел на крыльце, смотрел на тучи, которые затягивали небо и переводил взгляд на лагерь коммунаров. Люди здесь занимались, чем хотели: рисовали, писали, что-то лепили и вырезали. Иногда они разговаривали со мной, но я их уже не интересовал.