Чёрные апостолы

Я бросился к ней. Рыжий все-таки схватил ее и зарычал, стараясь удержать, но Светка, визжа, как на дискотеке, продолжала отплясывать, даже не пытаясь вырваться.

Я подскочил к ним со стороны апостола. С прошлого раза за мной остался должок, и я, хотя не стремился к расчёту, врезал ему. Бил я со спины и сбоку и попал ему в ухо, вскользь. Не знаю, от удара или от неустойчивости, рыжий отлетел от меня на пару шагов, и его тут же схватила голая женщина со свисающими до пупка тощими грудями и с кожей землистого цвета. Она впилась в него, точно вампир. Рыжему же было все равно, кого трахать, и они оба свалились на пол, поворачиваясь на бок и сплетаясь.

Если бы у меня и было желание, то оно бы пропало от одного присутствия в этой комнате. Но я был еще слаб от ран, да и не любил массовок. Такое хорошо смотреть по телеку в тепле и безопасности.

Все вокруг меня прыгали, катались и выли. Я быстро оглянулся, ища Светку. Та уже сидела на полу и терлась о его доски, как сучка, у которой появились глисты.

Один парень, тощий и длинный, налетел на нее, но перепрыгнул и бросился на меня с распростертыми руками. Я хотел увернуться от него, но, пятясь, наступил на рыхлое человеческое тело и упал. Тощий упал на меня, хватая поперек туловища и, словно вслепую, шаря внизу живота Господи, как я тогда перепугался. Тот день, когда я стану петухам, будет последним в моей жизни. После этого я убью себя — я это знаю точно. Я со всей силой ударил тощего гомика ногой, потом еще раз, высвободился и, вскакивая, налетел на голую толстуху, розовую, как новорожденный поросенок, толстую, как раскормленная свинья, да еще такую же вонючую. Обхватив меня, словно родного сыночка, та вся заколыхалась и впилась губами мне в шею, около уха, потому что я успел отвернуться, а сзади мне в штаны залезла рука, тощая и костлявая.

Я рванулся, отталкивая их обоих, одна моя ладонь погрузились, словно в желе, в толстое дряблое тело. В этой перекормленной хрюшке было черт знает, сколько весу, но это не придало ей устойчивости, и она от первого же толчка свалилась на пол, таща меня за собой. Я упал на нее боком, увлекая и тощего с ледяными руками. На какое-то мгновение мне показалось, что я провалился в мягкую перину. Но ледяные руки не отпускали меня и уже шарили по ягодицам. А толстуха расслабилась и стонала, вся колыхаясь в экстазе. Я оторвал от себя ее руки и с усилием скатился с рыхлого тела, немного проволок по полу тощего, пока не смог до него добраться. Удар коленом был очень болезненный, и чтобы он не орал, я закрыл ему рот. Кровь ударила ему в лицо, и он захрипел, зажмурившись. Отпихнув его от себя, я вскочил и бросился к тому месту, где оставил Светку, она сидела на прежнем месте, обняв себя и извиваясь. На меня, к счастью, никто не обращал внимания. Я схватил девчонку за руку и потащил за собой. И она поддалась мне, как окоченевший труп. Я практически волочил ее. И у меня еще хватило ума посреди всей этой оргии посмотреть в сторону стола. Андрей сидел на прежнем месте, весь подавшись вперед, и не сводил с меня глаз. Взгляд его не понравился мне, и я потащил Светку к выходу еще быстрее. Но волк, этот Рембо, лежал посреди порога, уткнувшись мордой в лапы и прижав уши к голове. При моем приближении, он поднял голову и насторожился. Ноздри его раздулись, и верхняя губа кровожадно приподнялась. Он, наверное, зарычал, но среди дикого шума за спиной я не услышал рыка.

Я повернулся назад. Волк остался на месте, и я с облегчением потащил Светку дальше от него. Та двигалась, словно во сне и даже на бегу теребила курчавые волосы на лобке.

Кадка с китайской розой, выросшей до потолка, стояла в углу, у окна. Дальше стоял позабытый раздаточный столик. Я потащил девчонку туда, мимоходом взглянув на Андрея. Тот, повернув ко мне голову, смотрел тусклыми глазами. Словно пелена закрывала их мутью. Я, толкая Светку за кадку, сам упал на нее и, зная, что Андрей не увидит нас, скатился на пол и лег рядом, обхватив ее рукой и ногой и не давая подняться. Она сопротивлялась недолго, вся как-то обмякла и перестала шевелиться, застыв в неудобной позе. Я осторожно выглянул из укрытия. Оргия затихла. Все: и мужики, и бабы, и старые, и молодые, валялись вповалку, где кого застиг сон. Некоторые еще дергались, ползали, вялые, переворачивались и застывали в самых нелепых позах. Это был не сон, а наваждение, будто у них там кончился завод.

Я привстал на коленях. Андрей лежал, уронив голову на скатерть стола. Не знаю, почему он не участвовал с ними в этом кошмаре, но то, что он пил это «наслаждение», я не сомневался, иначе я бы не осмелился встать на ноги.

Все спали. Я поднялся. Рембо по-прежнему лежал у порога. Я не рискнул тревожить его и посмотрел на окно. Там, за стеклом смотрели на меня детские рожицы: малыши и подростки облепили подоконник с той стороны и смотрели на все это! Хорошенькая же смена у них вырастает.