В доме рядом гремела музыка, но и ее перекрывали вопли обезумевших людей. Даже меня тут они заводили так, что руки тряслись от напряжения. Но я все же справился с замком и, открывая скрипучую дверь, почему-то подумал: а если там сейф или еще какая-нибудь неожиданность, вот будет весело на душе. И что ж, если бы тогда все было именно так, я бы повернулся и ушел как можно дальше от этого паршивого места, и все бы кончилось благополучно. Но нет. Мешки лежали просто на полу в самом дальнем углу подпола, скрытые мраком. Сперва я даже не разглядел их, увидел только темную кучу. Я спрыгнул вниз, и прикрыл за собой дверь. Где-то тут должен быть выключатель. Их всегда делают возле косяка. Точно. Рука нащупала пластмассовый рычажок. Щелк: зажегся под низким потолком тусклый от плафона свет. Я не отводил глаз от той черной кучи, которые теперь освещала вольфрамовая проволока в сто ватт. Веселые банковские мешочки были как попало свалены в углу, словно какой-то хлам. Господи, как забилось тогда мое сердце. Как оно бьется сейчас, когда вспоминаю их. И все-таки тогда у меня хватило ума повернуться и загнать в скобу задвижку. Только после этого я бросился к деньгам с тем чувством, с каким кладоискатель прыгает в яму с найденным старинным сундуком.
Где-то там прыгали и топали, и визжал противный бабий голос. Я ничего этого не слышал, Я, словно во сне, хватал и хватал мешки, дыша, как после быстрого бега. Все. Все, больше, еще. Я даже не открыл ни один из них, я только мял, трогал на ощупь и прижимал к себе денежные мешки, надеясь, что они полны баксов. Наконец я очнулся от наваждения и зашептал:
— Все, хватит, жадность фраера сгубила, жадность фраера сгубила, жадность фраера сгубила.
Повторяя и повторяя эту фразу, ронял и ронял на пол денежные мешки, пока у меня не осталось всего два. Тогда я оглянулся, ища неизвестно чего. Ведь было бы действительно смешно, если бы они оставили удобную сумку для денежек. Не найдя ничего подходящего, я бросил мешки на пол, расстегнул фуфайку и засунул их за пазуху, разрывая, ставшую ветхой, рубаху. Потом, застегнувшись наглухо, я повернулся к выходу. Двигался я в каком-то угаре, едва соображая. Руки мои сами отперли дверь, ноги вынесли меня наверх. И я стал запирать дверь, подчиняясь остаткам рассудка. В соседнем доме по-прежнему гремела музыка, но человеческие вопли стихли. Они, наверное, засыпали, подумалось тогда. И тут надо мной раздался детский ломающийся голос, от которого я чуть не подпрыгнул.
— Скажи, пожалуйста, а почему ты не со всеми? Ты дежуришь на фазенде, да?
Я поднял голову. С крыльца надо мной смотрел вниз мальчишка лет 13. Он облокотился о перила и склонил голову, поигрывая ногой в синей кроссовке.
— У тебя большая выдержка. Ты тут, рядом и не заходишь. А скажи, сколько еще ждать мне, чтобы участвовать в обедне. Я старше всей этой малышни.
— Ну, думаю, недолго. Подожди немного, — буркнул я, пряча в карман проволоку.
— Правда? Так все говорят, но я им не верю. Ты уже уходишь?
Я кивнул и быстро пошел прочь, чтобы отвязаться. Я прямо спиной чувствовал на себе их взгляды, взгляды детей, которые ради меня оторвались от стекла с недетским видео.
Я бросился бежать, едва только вышел на лесную дорогу. Конечно, мог бы взять мотоцикл — «Ява» стояла в сарае вместе с «ЕРАЗом» и «Уралом», но не хотел, чтобы они тут же хватились меня. Я и пошел — сперва по той дороге, которая вела к фазенде, чтобы дети ни о чем не догадались. Хоть и было совсем темно, прошел еще немного по дороге, потом свернул и бросился по редколесью. Заблудиться я не боялся, потому что наши леса, после всех вырубок и пожаров больше похожи на захламленные пустыри. В них и школьник не заблудится. Куда не поверни, выйдешь на проселочную дорогу, а там, как повезет.
Я бежал и не думал о дальнейшем. Денежные мешки стукали меня по ребрам, и я на бегу прижимал их руками. Скоро стал задыхаться и перешел на шаг. В боку закололо, перед глазами поплыли прозрачные круги. Я, наверное, был еще слаб после ранения, да и прошел уже не мало, поэтому позволил себе свалиться на землю у высокого дерева с редкими сучьями высоко над землей. По-моему, это была осина, точно не знаю. По ботанике в школе у меня всегда были двойки. Земля была холодная и сырая, и я тут же сел, прислонившись к дереву. С неба светила ущербная луна и мерцали звезды, но их свет мало помогал в лесу. Я тихо сидел, прикрыв глаза и отдыхал. Сон стал наваливаться, и тело одервенело.
— Нет!
Я тут же вскочил, тряся головой. Чтобы завтра вся эта свора нашла меня здесь! Я не хотел этого! Но сон уже нашел дорогу в мое сознание, в голове моей мутилось от резкого движения. Я прислонился плечом к дереву, проводя ладонью по его шероховатой поверхности. Ладонь что-то корябнуло. Я стал бессознательно ковырять это пальцем, пока не нащупал застрявшее в дереве железо. Сначала я даже подумал, что это гвоздь. Хотя, как можно загнать шляпку гвоздя так глубоко, спрашивается, что мой палец вошел в дерево больше, чем на фалангу.