Чёрные апостолы

Я был прикован! От ужаса я расхохотался. Я хохотал, как сумасшедший, а перед глазами вырисовывался среди темноты прошлый шабаш и тот доходяга, на которого ссали апостолы. Я всхлипывал, хохотал и бился в истерике, рвясь с цепи, как только что привязанная собака. Я орал и визжал, матерился и рыдал. Какой-то шаг отделял меня тогда от помешательства, какое-то движение мысли и все, мозги бы мои съехали набекрень. Но я устоял, хотя и не понимаю, как. Рассудок выдержал.

Я плохо помню ту грань, которая отделяла бодрствование от сна. Для меня все было чередой одного кошмара. Я бился на цепи, сдирая руки в кровь, и рвал на себе одежду. Я перекатывался, сколько мог, по полу, пытался вскочить и вдруг прямо посреди сумятицы и боли передо мной возник человек. Не могу сказать, был ли это сон или видение, призрак меня посетил или святой, только он стоял передо мной, весь такой маленький, в светлой одежде. Я даже не отдавал себе отчета, почему в кромешной тьме, окружающей меня, я ясно вижу его лицо, такое старое, пергаментное и, притом, светлое и чистое. Был он лысый, жидкие светлые волосы скрывали только виски. Борода его росла клинышком, и поэтому лицо казалось треугольным. Желто-карие старческие глаза смотрели на меня без старческой слезливости и мути. Впрочем, повторяю, может быть это был сон или бред, не знаю. Он подошел ко мне, ровно и не торопливо, наклонился и положил мне на голову сухую морщинистую руку.

— Вставай, сынок, — сказал он тихо. — Ты ведь свободен. Вставай и иди.

Это были точно его слова. Клянусь, я ничего не добавил. Не помню дальше, как все происходило, только я встал и сделал несколько шагов, как загипнотизированный, прежде чем вздрогнул, оглянулся по сторонам и тогда очнулся. Все исчезло. Я стоял, покачиваясь, а кромешная темнота окружала меня.

— Эй, — хрипло проговорил я и опомнился.

Я был один в полной тьме, и сердце глухо билось глубоко в груди. Но я стоял и, щупая вокруг воздух, убедился, что стена далеко от меня. Тогда я стал щупать пояс. Металлическое кольцо по-прежнему охватывало мою талию, и цепь висела на нем, стукая по ногам. Я поднял ее, продолжая ощупывать. Та скоба, за которую оно держалось, была вырвана из бревен. Она проржавела и крошилась от простого нажима. Мне повезло. Я спасся.

Хотя радоваться было еще рано. Я все еще находился в подвале. Где-то тут должна быть лестница. Я сделал еще один шаг и налетел на нее, больно стукнувшись коленкой о перекладину. Удержавшись, чтобы не вскрикнуть, я про себя выругался и схватился за лестницу, навалившись на нее всем телом. Потом я выпрямился, покачал ее, пробуя устойчивость и полез вверх, пока не уперся головой в люк.

Если он заперт снаружи, я погиб. Нетерпеливо толкнул крышку рукой. И та сразу же подалась, распахнувшись, и стукнулась обо что-то с той стороны. Я замер, боясь быть услышанным. Но нет, тишина. Никто не появился из темноты.

Я поднялся еще на перекладину и увидел над собой квадрат от лунного света, льющегося из окна. Была темная ночь, но после той черноты, где я только что был, она показалась мне днем. Я вылез, озираясь по сторонам и цепь, свисающая с моего пояса, билась обо все вокруг. Я встал на дощатый голый пол и, оглядываясь по сторонам, стал обворачивать вокруг себя цепь, затыкая ее за пояс с другого бока. Упавшие полы бушлата прижали ее к телу.

Я все смотрел в окно, выходившее прямо в лес. Ущербная луна светила с неба, но звезд почти что не было, тучи постепенно затягивали все пространство. Но было сравнительно светло, и заблудиться в лесу я не боялся. Поэтому я сразу же направился к двери, но та оказалась запертой на внутренний замок.

Я огляделся. Находился я в библиотеке. По стенам стояли стеллажи, и смутные корешки книг чернели оттуда. Ближайшее окно смотрело прямо на крыльцо, но я решил выбрать то, которое было с торца и выходило прямо к лесу, так, что хватало и шагу, чтобы скрыться в зарослях.

Окно это, видно, давно не открывалось, и я еле поднял задвижку. Створка скрипнула, открываясь, и я снова замер. Но все прошло хорошо. Я благополучно выбрался наружу, хоть и немного застрял в проеме. Спрыгнув на землю и оглядевшись, я бросился в лес.

Я бежал, тяжело дыша и не веря, что я на свободе. Металлический пояс, хоть и был надет поверх рубашки, все равно тер на бегу кожу. Но все это было чепуха, ерунда, по сравнению с тем, что меня ждало тут. Я бежал не оглядываясь. Что есть сил. Так, наверное, бежали из плена во время войны. Казалось, что ночь бесконечна. Но пришло утро, лес начал светлеть. Солнце осветило небосклон, затянутый тучей, где чистого неба оставалось ровно столько, чтобы оно осветило мир от горизонта.

Я бежал и не смотрел на солнце. Дождь не пугал меня, ветер не мог мне повредить. Я бежал, иногда переходил на шаг, но страх подгонял, и я бежал снова. Лес скрипел и гудел вокруг, ветки с сухим треском стукали друг об друга над головой, и редкая вспугнутая птица взлетала с хлюпаньем крыльев.