Мотоцикл рванулся с места. Я почувствовал, как Настя еще крепче обхватила меня, и в пояснице мне уперлось верхнее ребро сумки. В реве мотора я не слышал рева малыша и надеялся, что езда на мотоцикле понравится ему. Кто знает, может быть он станет байкером, этот крохотный человечек.
На какое-то время мне показалось, что впереди под скользивший свет попала волчья голова, но «Ява» уже набирала скорость и мчалась вперед, освещая все новые и новые заросли. Мы мчались, неслись стрелой, летели, и все страшное оставалось позади. Все эти апостолы, жильцы и волки оставались в прошлом, а мы неслись вперед по разворачивающейся под светом фары проселочной дороге.
— Сережа!
Настя требовательно теребило мне плечо.
— Что? — сквозь вой ветра и гул мотора прокричал я, не рискуя оборачиваться, потому что видимость все-таки ограничивалась светом фары.
— За нами…смотри…
Я не мог посмотреть, но руки моя сами повернули руль в сторону. Это спасло три наши жизни. «ЕРАЗ» поравнялся с моей «Явой», едва не касаясь руля. В салоне микроавтобуса было темно, но мне показалось, что именно Андрей сидит на водительском месте. Какое-то время мы ехали рядом, потом я, не рискуя обгонять его, сбавил скорость и начал отставать. Такое всегда рискованно, но у меня возник план. Впереди был поворот. Там, насколько я помнил, тянулся овраг, и дорога огибала его. Задние фары оторвавшегося от нас «ЕРАЗА» ударили мне в глаза на самом повороте. Микроавтобус занесло. Андрей не справился с управлением, потому что бампером хотел сбить нас. Заскрипели тормоза. Я с силой повернул руль влево, объезжая его. «ЕРАЗ» в это время перевалился вперед и, видно для разгона, рванулся. Не надо было ему этого делать. Водитель не рассчитал в запале, и машина его на полном ходу зависла над оврагом. И вместо того, чтобы остановить мотор и попытаться выскочить, Андрей дал задний ход, но машина двигалась по инерции.
Больше я ничего не видел, стараясь не оглядываться, пока сзади не раздался грохот взрыва. Не в силах дальше ехать, я заглушить мотор, останавливая «Яву» и в то же время поворачивая руль. Стало светло вокруг, и, повернувшись, я даже зажмурился от яркого пламени, трижды яркого в темной ночи. Жаркие языки его метались под ветром, разносившем вокруг запах гари.
Я сидел в седле, опираясь на одну ногу, мотор «Явы» мерно тарахтел.
— Сережа.
Настя лбом уперлась в мою спину.
— Господи.
Костер все пылал, и пламя металось над краями оврага.
— Может он живой?
— Что? — не понял я.
— Ничего, — ответила со вздохом Настя.
Признаться, мне тоже хотелось подойти поближе, и все рассмотреть. Сам не знаю, почему, но мне этого очень хотелось.
— Жди здесь, — повернулся я к Насте, одновременно глуша двигатель, потом поднялся и медленно пошел к оврагу.
И тут, заглушая шум ветра и пламени, завыл волк. Выл он далеко, на другой стороне оврага, но у меня все равно мороз пробежал по спине от этого пронзительного воя.
Медленно, очень медленно, приближался я к тому месту. Жар пламени ударил мне в лицо, хотя я остановился далеко от края. Что-то черное, похожее на замшелый камень, лежало у моих ног, и я наступил на него, упираясь для удобства. Нога моя тут же съехала в бок. Я наклонился, дотронулся до этого предмета и, качнув его, сразу же понял. Это был денежный мешок. Покрытый пеплом и грязью, чуть тронутый пламенем, денежный мешок оставался совершенно целым, и даже замок его оказался крепко закрытым. Сердце мое сильно забилось в груди.
Деньги! Я держал в руках тяжелый и прекрасный денежный мешок и знал уже наверняка, что никто в мире не сможет у меня его отнять.
— Сережа!
Я обернулся. Настя стояла за спиной, чуть с боку, и прижимала к груди огромную сумку с малышом. Я было расплылся в улыбке и хотел заглянуть туда, где в небольшом отверстии неплотно закрытого замка виднелось личико младенца, но она чуть отступила и продолжила рвущимся голосом:
— Брось его, брось, Сережа! Это будет наша беда.
— Да ты что! Ты хоть знаешь, что это?
— Деньги, да. Брось. Ну, пожалуйста.
Она вся дрожала, и волосы ее то прядями падали на лицо, то поднимались от ветра.
— Брось, брось, брось, — кричала она и, между криком, судорожно хватала ртом воздух.
— Заткнись! — заорал я, одной рукой хватая ее за плечо и встряхивая. — Тебя с ребенком нужно в больницу. На что я лекарства покупать буду?
Я понимал, что у нее истерика, что хорошая пощечина только поможет ей, но никогда бы в жизни я не смог ударить ее, тем более по лицу. И вместо этого я обхватил одной рукой драгоценную сумку, а другой, рывком, привлек ее к себе, крепко прижав.
Она уткнулась лицом мне в плечо, а я утонул подбородком в ее спутанных волосах, и те от ветра дыбились и щекотали мне лицо. И тут, сквозь гул пламени внизу, прорезался истошный волчий вой. Я и до этого улавливал его в общем шуме, но сейчас он прямо врезался в уши. Настя тут же отпрянула от меня и покачнулась.
— Идем, нам надо спешить.
— Куда? — бессильно прошептала она.
— Маленького в больницу надо доставить или уже не надо? Новорожденных, по-моему, детский врач должен осматривать.