Чёрные колдуны

— Мы оба умные люди и отлично понимаем, что в основе всякой дружбы лежит корысть, — заметил Керим Шах. — В данном случае это Деви. Я не скрываю своих побуждений: владыка Ездигерд, которому я служу, жаждет присоединить ее страну к своей империи, а в качестве награды позволит отправить гордую Деви Вендии в мой сераль. Тебя я помню с тех времен, когда ты был вождем степных разбойников, и знаю, что Конану всего милее грабежи на большой дороге и блеск золота. Ты жаждешь опустошить казну Вендии, потребовав за Жазмину огромный выкуп. Что ж, твое право. Но, может быть, на время, не клянясь друг другу в вечной дружбе, мы объединимся и попробуем сообща вырвать Деви из лап колдунов? А если это удастся и оба останемся живы, решим в поединке, кому она достанется.

Киммериец пристально разглядывал туранца. Он не питал к нему теплых чувств, но сейчас этот человек мог оказаться полезен. Конан убрал руку с рукояти кинжала и кивнул.

— Согласен. А как насчет твоих вояк?

Керим Шах повернулся к молчащим иракзаям и сказал на их языке:

— Этот человек и я намерены подняться на Имш, чтобы сразиться с чернокнижниками. Едете с нами или подождете афгулов, которые живьем сдерут с вас кожу?

— И повесят на двадцать тамарисков, — хохотнул Конан.

Иракзаи смотрели на своего предводителя с мрачной покорностью обреченных. Здесь, в горах, жители долины Забар были окружены врагами. Они уже попрощались с жизнью, когда стрелы дагозаев на перевале Шализах навсегда успокоили десять их соплеменников. Отряд был слишком мал, чтобы без помощи хитрого туранца хоть кто-то из них мог рассчитывать добраться живым до своего селения на равнине. Поэтому старшина воинов отвечал за всех голосом, в котором звучало полное равнодушие к будущему:

— Мы отправимся с тобой, чтобы умереть на Имше.

— Отлично сказано! — воскликнул киммериец, понимавший все местные наречия. — Вперед, бесстрашные оборванцы, во имя Крома! Надо спешить, а то мы потеряли слишком много времени на разговоры. Афгулы могли заметить, куда я поехал.

Керим Шах развернул коня, и все двинулись вверх по тропе так быстро, как это было возможно. Наконец они достигли гребня скалы напротив того места дороги, откуда вендийка и киммериец впервые увидели алое облако на вершине Имша. Уступ, по которому они тогда ехали, едва виднелся на противоположном склоне ущелья в вечерних сумерках. Он был гораздо шире тропы, по которой поднимался сейчас отряд, и давеча Конан предпочел направить коня путем, где поджидал их Хемса. Киммериец не рискнул отправиться с девушкой по узкому карнизу, опасному даже для горцев. Керим Шах перехитрил самого себя: считая, что Конан выберет более безлюдный путь, он со своими людьми поехал этой стороной ущелья. Если бы они не повернули назад в том месте, где тропа расширялась, коварный карниз оказался бы непреодолимым препятствием для его отряда, состоящего из жителей равнин.

С гребня скалы тропа вела вниз, петляя между обломками камней и невысокими деревьями. Даже Конан вздохнул с облегчением, когда пропасть осталась по ту сторону перевала. В сгущающихся сумерках они медленно ехали по каменистой дороге, словно череда призраков, двигающихся по Серым Равнинам. Было тихо, только поскрипывала упряжь, пофыркивали лошади, да изредка бряцала о стремя иракзайская сабля.

Впереди, за лесистыми отрогами, на фоне темнеющего неба возвышалась зловещая гора Имш.

Жазмина на Дороге Воплощений

Деви судорожно цеплялась за руки Конана, когда чудовищный вихрь разжал ее онемевшие пальцы и вырвал из объятий киммерийца. Неведомая сила стремительно затягивала в алый омут, ослепив и оглушив вендийку. Она хотела закричать, но дыхание перехватило, голос пропал. Сквозь красноватый, искрящийся туман она успела увидеть стремительно удаляющуюся дорогу и стоящего на ней варвара. Казалось, прошло лишь мгновение, и вот уже навстречу стремительно понеслись склоны Имша. Жазмина вскинула руки, пытаясь защититься от казавшегося неминуемым падения, но тут сознание ее не выдержало перенесенных потрясений, и она погрузилось в спасительное беспамятство.

Когда девушка очнулась, ей показалось, что падение все еще продолжается. Она вскрикнула, но тут же осознала, что лежит на чем-то мягком: под пальцами был надушенный благовониями мех покрывала.

Оглядевшись, она поняла, что лежит на подиуме, покрытом шкурой черной пантеры. Углы ложа украшали искусно вырезанные из нефрита курильницы, изображавшие драконов с разверстыми пастями. Они матово поблескивали в неясном свете. У стен, украшенных темными гобеленами с таинственными знаками, перевитыми извивающимися змеиными телами, стояли низкие эбеновые столики, на которых размещались двенадцатирожковые канделябры. Вставленные в них темно-зеленые свечи горели странным холодным пламенем, почти не дающим света и не отбрасывающим тени. В этом мрачном помещении с темными углами не было ни дверей, ни окон, если только они не скрывались за гобеленами. Обитель тайн и неясного страха, который расползался отовсюду…