Чёрные лебеди

Девчонка была без сознания. Лежала на холке вороного, хрупкая, тонкая. Жнец улыбнулся уголками губ. Он даже немного завидовал. Столько смертей ради одного ребёнка. Нагнулся и прислушался. Тихое дыхание мирно спящего дитя. Совсем ещё девочка, но как рассказывали Девы Воды, его мать была лишь на год старше. Не каждая смертная наложница Зверя способна выносить бастарда, но Хельда смогла. Родила неголубокрового бастарда-полукровку, и теперь как северный сенгаки — ни зверь, и не человек — он, рождённый смертной от бессмертного, никогда не сравнится с голубокровыми, не станет им равным. Как говорили сёстры-сирены, лишь лоно Избранной способно подарить Зверю истинного наследника, а ему младшего бога-брата. По сути, родного по отцу, но чуждого по крови.

Жнец дружески похлопал вороного по загривку, предвкушая скорое возвращение. Через шесть дней он будет дома, далеко отсюда, хотя раньше, до этой зимы считал своим домом другое место. Он посмотрел на запад, куда вела подтаявшая колея. За чёрной полоской горизонта, представил заброшенный дом в окружении разлапистых молчаливых елей, прилегающую к нему конюшню, сарай с большими скрипучими воротами, за домом скотный двор и покосившийся, увитый диким хмелем забор. Замок Туартон — дом, где он вырос. Дом, где родился Чёрный. Но сам Жнец родился не в нём.

Он взглянул на матовое солнце, уточнил направление и, приняв за ориентир небольшую рощицу, пришпорил замешкавшегося коня. Чёрный всхрапнул и двинулся на юго-восток.

Не переставая, ныло бедро. Прижимая рану ладонью, он вспомнил кустарканскую харчевню и негодующе заскрипел зубами. Одному из лесорубов, всё-таки удалось зацепить его секирой. Но это было уже не важно. Ещё одна жертва, и вся сила Ахита переместится в его тело. Последняя, и впредь никто из смертных не будет способен навредить его истерзанной плоти. Она и так многое испытала.

Свист он услышал поздно. Стрела, пробив ледяную корку, вонзилась в землю под конскими копытами. Чёрный испуганно заржал и встал на дыбы. Всё случилось мгновенно. Всадник не смог удержать тело пленницы, и оно сползло прямо под ноги вздыбившего животного. Боясь зашибить копытом, конь дёрнулся вбок от упавшей, споткнулся и вдруг повалился в сугроб вместе с седоком, придавив его раненую ногу.

* * *

Волчьи следы Себарьян приметил сразу у опушки. Без сомнения, зверь направлялся к тракту. Поздняя весна для серых хищников — особенно голодное время. Это не был матёрый, скорее молодой подросший самец-одиночка, довольно сильный, но малоопытный. Его неуверенные, суетливые следы зигзагами метались от сугроба к сугробу. Здесь он рыл снег, здесь остановился и долго принюхивался по ветру. Следуя за волком, немой рассчитывал выследить оленя или лося. Он не мог и представить, кто встретится ему у развилки.

Всадника и лошадь он заметил ещё за пятьдесят шагов. Конь нехотя волочил ноги, и казалось, был не особо доволен двойной ношей. Подойдя к повороту, остановился и посмотрел на запад, словно спрашивая хозяина — куда дальше? Всадник поднял голову, посмотрел на солнце, тут-то немой его и узнал. Это был Меченый. По крайней мере, так звала его та северянка.

А ещё Себарьян узнал его пленницу. Желая убедиться, не ошибся ли, вынул монету — аванс королевского советника — и внимательно посмотрел на её лицевую часть. Вряд ли кто из местных видел такую. В северных краях, у подножия Гелей, серебряный томанер видел не каждый, а уж отакийский золотой и подавно. Старик Лигорд был крайне сентиментален и за год до смерти отчеканил золотой томаз с изображением профиля любимой внучки. Себарьян не имел языка, но глаз имел зоркий. Ошибки быть не могло, девчонка — принцесса Гертруда. Также немой знал, чья она дочь и кем приходится ему. И ещё он знал, что юные отакийские девушки королевской крови обычно не по своей доброй воле ложатся на лошадиную холку со связанными руками. И всё же не стоило убивать человека, спасшего ему жизнь.

Он всё рассчитал верно. Испуганный конь обронил ношу и, свалившись в сугроб, придавил седока. Девочка пришла в себя, попыталась встать на ноги, но со связанными за спиной руками сделать это было довольно сложно. Всё-таки ей удалось, и, утопая по колено в снегу, она устремилась прочь.

Себарьян не спешил покидать укрытие. Можжевеловый куст надёжно скрывал его. Пригнувшись, немой обтёр ладонь о мех барсучьей накидки. Неторопливо наложил на лук стрелу, наблюдая, как конь приподнимает голову и болезненно озирается глазами полными страха. Как дико фыркает, разбрызгивая пену, и взбивает снег, суча тремя ногами. Четвёртая сломанная неподвижно увязла в сугробе.

Оставаясь в седле, не в силах подняться, всадник вертел головой, пробуя определить, откуда был сделан выстрел. Себарьян медлил. Не стоило убивать человека, спасшего ему жизнь, или, по крайней мере, присутствовавшего при спасении.

Девочка отбежала шагов пятнадцать, поскользнулась и повалилась в снег. Конь заржал и в последний раз попытался встать. Хозяин поглаживал его гриву и что-то беззвучно шептал на ухо.