Мгновение спустя она покосилась на своего бойфренда, Ковбоя, и Мишель, которая стояла сразу за ним. Они оба тоже криво улыбались.
Не улыбался только Декс.
Может, реальность всего этого наконец-то его настигла.
Энджел знала, что её смех и это мрачное веселье, накрывавшее их в различные моменты последнего часа или около того — это по большей части показной оптимизм.
И всё же мысленный образ того, как правительство пытается загнать этого… ну,
Мика, стоявшая по другую сторону от Энджел, изумлённо хихикнула.
Брик опять вскинул бровь и наградил их косым взглядом.
— …Возможно, мне стоит уточнить: он наверняка будет какое-то время свободен? — продолжил он, обращаясь к вампиру на другом конце линии. — Маловероятно, что они в следующие несколько дней найдут способ удержать его? По крайней мере, если он не вернётся в изначальную форму?
— Я бы сказал, что да, прародитель. Ведутся довольно жаркие дискуссии относительно того, как вообще к нему приблизиться, стоит ли пытаться взять его живым, или…
— И что, если бы
Воцарилась тишина.
Затем вампир на другом конце линии тоже невесело фыркнул.
— Наденьте что-нибудь водонепроницаемое, — сухо посоветовал он.
Глава 14
Намордник
Наоко умирал.
Он определённо умирал.
Он умрёт.
Его грудь болела так сильно, что он мог лишь лежать там, хватать ртом воздух, не нуждаясь в кислороде. Облегчения не было даже в бл*дском воздухе.
Лежать неподвижно совершенно исключалось.
Он извивался в удерживавших его руках, каждый мускул в его теле напрягся. Он делал это не в попытках вырваться… или даже ослабить эту хватку.
По правде говоря, он не хотел, чтобы эти руки его отпускали.
Жёсткий стержень удерживал его рот открытым, разжимая челюсти. Сделанный из того же материала, что и оковы на его запястьях, лодыжках, ногах, горле, груди и руках, стержень держался так же неподвижно, как и другие цепи, заточая его в качестве узника в этой примитивной, до клаустрофобии маленькой хижине посреди какой-то безымянной глуши.
По правде говоря, против этой части он тоже не возражал… уже нет.
Этот стержень, удерживающий его клыки разведёнными и делающий его более-менее безвредным — единственная причина, по которой он проходил через это не один.
От этой мысли боль в его груди усилилась.
Он вжался в существо позади него, издав раздражённый звук от того, что не сумел повернуть голову. Он уже даже не знал, чего он хотел.
Секса, конечно.
Может, даже честной драки.
Но если честно, отчасти его бы так же устроило, если бы другой мужчина раз за разом бил его кулаком по лицу. Его бы так же устроило, если бы его вырубили наркотиками, болью или палкой по голове… всё что угодно, лишь бы покончить с этим.
Всё что угодно, лишь бы это прекратилось.
Голос звучал низко, как будто прямо возле его уха.
— Ты хочешь опять поговорить? — спросил он.
Этот голос приводил в бешенство — полу-рычание, полу-урчание ему на ухо, которое одновременно усиливало его тревогу и вызывало желание зарычать на другого мужчину в ответ, откровенно угрожать ему, хотя тут он не был уверен.
— Мне придётся тебя отпустить, — произнёс голос тем же ровным тоном. — Я выйду за пределы досягаемости перед тем, как убрать стержень. Мне придётся отпустить тебя, Ник…
Наоко перебил его, протестующе зарычав.
Протест был не особенно сильным.
Скорее, он был полон смятения из-за противоречивых желаний.
Он знал, что видящий прав.
Он бы в мгновение ока укусил этого мудака.
Он бы воспользовался любой возможностью, даже самой маленькой, самой скоротечной — чтобы укусить его.
Но вопреки обыкновению он не стал бы кусать его, чтобы сделать больно.
Он хотел его крови так сильно, что едва мог мыслить связно, ощущая его запах. Он находился совсем рядом, так близко, но совершенно недосягаемо, и это доводило до безумия, вынуждало его подвывать, как связанного, наполовину оголодавшего пса.
Как обычно, Даледжем, похоже, знал большую часть его мыслей, хоть Ник и ничего не озвучивал вслух, ничего не говорил до сих пор.
Даледжем просто… знал.
— Определись, — сказал Джем. В этот раз его голос прозвучал твёрже, но всё равно не резко, а раздражающе терпеливо. — Я могу или держать тебя, или слушать тебя. Мы можем чередовать. Но я не могу делать и то, и другое одновременно. Не сейчас.
Его руки крепче сжались вокруг Наоко, когда он договорил.
Несколько минут он держал его, крепко стискивая возле стены и словно давая Наоко возможность подумать, решить, в чём он нуждался больше.
Через несколько секунд Наоко осознал, что ему нужно поговорить.
Он съедет с катушек, бл*дь, если не поговорит с ним.