Чёрные тени красного Петрограда

Большевистское правительство, сформированное в Смольном 26 октября, просуществовало лишь три недели, и за это время ни разу так и не собралось в полном составе. Да и сама партия РСДРП(б) не была ни единомысленной, ни политически целостной. Ленин вовсе не стоял как всевластный капитан на мостике партийного корабля; чтобы проводить свой курс, ему приходилось всё время конфликтовать, убеждать, отступать и балансировать; случалось терпеть и неудачи при принятии решений в ЦК. 10 октября с немалым трудом и при поддержке старого оппонента Троцкого ленинцам удалось продавить через ЦК резолюцию о вооружённом восстании; но двое влиятельных «цекистов» — Каменев и Зиновьев — так и не признали её, выступив публично, в прессе, с критикой курса на насильственный захват власти. После ареста «временных» и утверждения красного советского знамени над российской столицей внутрипартийные противоречия резко усилились.

Партия стремительно утрачивала то относительное единство, которое существовало в её гонимых рядах с августа 1914 по февраль 1917 года. Если считать группу Ленина центром, то справа от неё в сторону широкой социалистической коалиции, союза с эсерами и меньшевиками, тянули партийный воз единомышленники Каменева. Самостоятельную линию гнул Троцкий, вдохновляемый собственной идеей перманентной мировой революции, и вокруг него быстро крепли ряды сторонников. Опаснее всего складывалась ситуация на левом фланге: левые коммунисты, увлекаемые лидерами типа апологета Гражданской войны Багдатьева или молодого да раннего Бухарина, не желали подчиняться никаким решениям партии, смыкаясь с левыми эсерами и анархистами всех мастей. Тут складывалось странное объединение отчаянных политических авантюристов, апологетов разрушения, романтиков революционного террора, проповедников «стихийного» социализма и просто уголовников, выпущенных из тюрем вихрем Февральской революции и готовых встать под любые знамёна, лишь бы получить возможность безнаказанно убивать и грабить. У этого чёрно-красного блока были свои вожди: бородатый и пьяный силач Дыбенко, проповедница свободной любви Александра Домонтович-Коллонтай, террористка с внешностью монахини Мария Спиридонова, мрачный анархо-коммунист Карелин, близорукий и беспощадный Антонов-Овсеенко. Число их восторженных последователей росло с каждым днём — в основном среди буйных кронштадтских матросов, разнузданной питерской черни и полуинтеллигентной ультрареволюционной молодёжи.

Первое советское правительство лишь формально было однопартийным, на деле же состояло не столько из созидателей нового, сколько из разрушителей любого государственного порядка. Уже в ноябре оно развалилось; пришлось формировать ещё более пёстрое по составу двухпартийное большевистско-левоэсеровское правительство.

Персональный состав новой власти поражает воображение. Даже симпатизирующий большевикам американский социалист Джон Рид с изумлением пишет о первой встрече с народными комиссарами большевистского правительства в стенах Смольного: «Рязанов, поднимаясь по лестнице, с комическим ужасом говорил, что он, комиссар торговли и промышленности, решительно ничего не понимает в торговых делах. Наверху, в столовой, сидел, забившись в угол, человек в меховой папахе… То был комиссар финансов Менжинский, вся подготовка которого заключалась в том, что он когда-то служил конторщиком во Французском банке».

Ещё более выразителен групповой портрет руководства Республики Советов в ноябре: фанатичный раздуватель мирового революционного пламени Троцкий — главный дипломат Республики; прапорщик Крыленко — Верховный главнокомандующий; ни единого дня не прожившая в крестьянской избе Спиридонова — председатель Центрального исполнительного комитета крестьянских Советов; полуанархист Штейнберг — народный комиссар юстиции; неуравновешенный, склонный к левацким загибам Рыков — народный комиссар внутренних дел. И так далее.

Но даже если бы каким-то чудом Ленину, Керенскому, Корнилову или кому-либо иному удалось сформировать в октябре монолитное, объединённое созидательной идеей правительство, оно бы всё равно не смогло взять в свои руки управление огромной страной со 160-миллионным населением. Ибо нити управления были порваны, рычаги поломаны, структуры власти разрушены или дискредитированы за те неполных восемь месяцев, что прошли со дня отречения Николая II. Не после, а до октября.

Сладкое слово «экспроприация»

Самое пагубное: криминальный разгул получил морально-политическую санкцию. Левацкие идеологи — коммунисты, анархисты, левые эсеры — радостно усмотрели в грабежах стихийное проявление классовой борьбы. Воровство и разбой стали именоваться «экспроприацией» и «реквизицией», бандиты и грабители почувствовали себя героями революции. В самом деле, чего стесняться, ведь великий пролетарский писатель Горький сказал: «Если от многого взять немножко, то это не кража, а только делёжка»! Равенство так равенство, свобода так свобода.