Чёрный феникс

Дьявольское кошачье отродье не хотело меня принимать даже с подношениями.

Рыжик сидел в стороне и с увеличенными глазами наблюдал за попытками своего сородича напасть на меня из-за угла. Видимо, не понимал такой тактики. Зачем иметь близкий контакт и перспективу получить по лапам, если можно зайти с другой стороны и напакостить в, грубо говоря, тапки?

— Поиграем? — мальчуган протянул мне большую пожарную машину на пульте управления, убедился, что я крепко держу такое сокровище, и побежал, кажется, за экземпляром для себя.

Мой ответ был не таким уж важным.

Игрушку взял — согласился.

После моего признания прошло около сорока восьми часов. За это время Вредина успела забронировать билеты на нас двоих аж с тремя пересадками, а я закончил все дела в немецком отделении отцовской фирмы и полностью передал управление подходящему, надеюсь, человеку, который лишь приумножит плоды моей работы.

Провожали меня цветами и аплодисментами. Помощница моя даже прослезилась — странно, но я себя в этот момент почувствовал хорошим человеком.

— Всё собрала? — Вредина уже должна была упаковать всё своё добро, но по её растерянным глазам я понял, что придётся ехать в магазин за ещё одним чемоданом. И это в лучшем случае. Шучу, конечно, но я бы не удивился.

Вылетать нам сегодня вечером, со своей квартирой я уже разобрался, вещи поместились в один чемодан, который сейчас лежал в багажнике арендованной машины.

— Кажется, у нас будет серьезный перевес, — перехватывает у меня пульт управления и на первом же повороте машинка под её руководством врезается в косяк. Беда.

— Меня больше волнует, что твоя живность после такого стресса сожрёт нас обоих вместе со всеми костями, когда мы их дома из переносок выпустим.

На самом деле, я надеюсь, что будет кого выпускать. Уж слишком часто натыкался в сети на истории про жестокое обращение с животными, которые летают в специальном отсеке. Вредине я говорить об этом не стал, она и без того волнуется. Вон, даже руки дрожат.

Убираю пульт в задний карман, накрываю её ладони своими и осторожно вожу пальцами по коже, чтобы она хоть немного успокоилась и на секунду выдохнула. Хорошо, что малой убежал за каким-то паровозом — у нас есть время побыть наедине.

— Почему в двадцать первом веке не могу изобрести телепорт? Зашёл в одном месте, а вышел в совершенно другом уголке мира. Очень удобно, — фырчит куда-то в плечо и прижимается ближе, в то время как я ощущаю частое биение ее сердца.

— Поттера своего перечитала, малышка? Ты, кстати, самолёты как переносишь? Спокойно? Боюсь, что провести весь путь на моих коленях тебе бортпроводники не позволят, — смеётся, кусает меня в шею, вампирша маленькая, а я по волосам её глажу, распутывая слишком туго затянутый хвост.

Сквозь пальцы пряди пропускаю, Вредина жмурится довольно и вибрировать будто всем телом начинает, когда я затылок массирую осторожно, надавливая в нужных местах.

— Солнышко, помоги Алексу на кухне, пожалуйста. Он решил, что его помощь незаменима, но боюсь, что от таких тщательных стараний мы рискуем остаться без обеда, — Виктория привлекает наше внимание, вынуждая прервать эту короткую идиллию.

— Пойду спасать нашу еду, — малышка ускользает из моих рук.

Характером девушка точно пошла в мать. Женщина тоже волнуется — это чувствуется по срывающемуся в некоторых местах голосу.

Ох уж этот трепетный пол.

— Я бы хотела поговорить с Вами, Матвей.

Чего-то подобного я ожидал. Ни один родитель не может обойтись без наставлений, тем более когда у него из-под носа ребёнка забирает какой-то хмырь, послуживший причиной слёз любимой дочери.

Вредина мне рассказала о том, что с матерью они стали близки и она не стала скрывать от неё нашу историю, включая подробности своего, такого резкого, прилёта в Германию несколько месяцев назад.

— Понимаете, моя дочь — очень особенный человек, — я улыбнулся. Конечно, я это понимал. — Она невероятно сильная, но это скорее минус, потому что Рокси всё держит внутри себя. Очень сложно ей поверить в то, что человека могут искренне любить и со всеми его недостатками. Это моя вина, я очень сожалею о своём прошлом. О том, что не была для неё той опорой, которую каждый ребёнок хочет получить от своих родителей…

Она о чём-то задумалась, а я не стал прерывать эту речь своими комментариями. Вижу ведь, что Виктории каждое слово тяжело даётся.

— Вы её любите, я это вижу. Даже за пару часов можно было понять: как Вы смотрите на неё, оберегаете, поддерживаете. Я Вас очень прошу, помогите ей до конца открыться этому миру. Станьте для неё той стеной, за которой можно спрятаться, потому что нам, женщинам, это необходимо, — феминистки с ней не согласились бы, но я киваю. — И Вы увидите, насколько невероятной может быть любовь моей дочери, — женщина выдыхает и поднимает на меня свой слегка растерянный взгляд. — Я очень хочу, чтобы моя девочка была счастлива.

И ничего здесь больше не нужно.

Виктория просто ещё раз прокрутила то, что и так было в моей голове.

Наизнанку вывернусь, но сделаю так, чтобы моя Вредина оказалась самой счастливой. И любимой.