Чёрный город

Через несколько метров проход сделался выше и шире. Где-то впереди, не очень далеко, перекатывалось дробное эхо — быстрые шаги нескольких человек.

До ближайшего поворота Фандорин добежал первым, но на углу его обогнал евнух. Он двигался так же бесшумно, только еще стремительней.

Галерея, под каменным потолком которой горели плоские лампы, сделала еще один зигзаг — и Эраст Петрович увидел впереди три спины. Зафар уже почти догнал их. В поднятой руке перса что-то блеснуло.

— Не убивать! — крикнул Фандорин.

Евнух махнул — один из бегущих с воплем рухнул, двое остальных припустили еще быстрей. Эраст Петрович тоже прибавил скорости.

Не останавливаясь, Зафар перепрыгнул через упавшего.

Сбитый с ног был живехонек, из правой ляжки у него торчал черенок метательного ножа, раненый держался за него, подвывая от боли.

Ай да евнух! Не замедляя бега, Фандорин стукнул лежащего ребром ладони по затылку. Вой оборвался.

— Гасым, подбери!

Зафар снова взмахнул рукой. Крик. Звук падения. На земле снова валялся человек, только этот держался не за правую ляжку, а за левую.

Работа у Эраста Петровича была легкая: подбегай на готовенькое да лупи по шейным позвонкам.

— Гасым, и этого!

Последнего перс дырявить не стал, а оглушил — влепил удар рукояткой по макушке. Чувствовался почерк настоящего художника, которому скучно повторяться.

Когда Фандорин приблизился, евнух уже сидел верхом на пленном, стягивал ремешком руки.

— Браво, Зафар. П-прекрасная работа!

Перс оглянулся. Ничего не сказал, на смуглом лице никаких эмоций.

«А ведь он немой. Кажется, в гаремах особенно ценятся евнухи с вырезанными языками. Бедняга!»

Приблизилась запыхавшаяся Саадат. Сзади сопел Гасым, волочил за шиворот по полу два бесчувственных тела.

— Смотрите! — воскликнула госпожа Валидбекова, заглядывая за угол.

И кинулась куда-то.

— Стойте! Без меня ни шагу!

Эраст Петрович бросился за ней.

Впереди блестела металлическая решетка, за которой было темно. Саадат выдернула из волос заколку, наклонилась к замку.

Место показалось Фандорину знакомым. Скрипнула дверца. Отстранив женщину, Эраст Петрович шагнул первым. Свет почти не проникал в тесный закуток, но стенка впереди была странная — будто бы слегка покачивалась.

Он протянул руку.

Бархат. Это штора!

Отдернул — и не увидел (было темно), а ощутил обширное пустое пространство. Где-то неподалеку монотонно журчала вода. Здесь вообще было много воды — из мрака несло сыростью и прохладой.

— Мы у Арташесова, — шепнула Саадат. — Это его подземный пруд.

Так и есть! Значит, галерея, где Эраст Петрович познакомился с веселой вдовой (тогда она еще была веселой), вела к берегу моря.

— Я вырву ему сердце, — неестественно сдавленным голосом сказала Валидбекова. — И брошу свиньям. Подлая, гнусная, мерзкая тварь! Теперь я поняла!

Вздрогнув, Фандорин обернулся. Даже во мраке было видно, что глаза нефтепромышленницы светятся яростью.

— Вы поняли, а я еще нет, — вздохнул Эраст Петрович. — Пора побеседовать с п-похитителями.

Он вернулся назад в освещенный коридор. Трое захваченных бандитов лежали рядком, аккуратно связанные. Над ними грозно возвышался Гасым. Когда Фандорин сообщил, что это вилла Арташесова, гочи вдруг впал в ярость, причем обрушилась она почему-то исключительно на одного из пленников — того, который был не ранен, а только оглушен. Разбойничьего вида малый, с небритой щетиной, вислыми усами, в низкой барашковой шапке, только взвизгивал.

Выкрикивая что-то гневное, Гасым влепил ему две затрещины — у бедолаги слетела папаха, а вслед за ней, казалось, сейчас отскочит и голова с плеч.

— Прекрати! Ты что? — Фандорин оттащил товарища. — Ты его з-знаешь?

— Не знаю! Откуда знаю?

— Тогда почему бьешь?

— Тот и тот армяне. Но этот наш, мусульманин. Гочи, как я! Как может гочи служить собака Арташесов!

Перепуганный бандит сморщил красную от оплеух физиономию и завопил по-русски:

— Я не Арташесову служу! Я Гаджи-ага-муаллим служу!

— Гаджи-ага — это Шамсиев? Такой старый, почтенный п-промышленник? — спросил Фандорин.

Ответила подошедшая госпожа Валидбекова:

— Все они почтенные. До поры до времени.

Эраст Петрович наклонился над вжавшимся в стену пленником:

— А пятеро, которых мы застрелили? Они были чьи?

— Один Джабарова, один Манукяна, один Расулова, один Арташесова, — поспешно ответил шамсиевский гочи. — Эти тоже арташесовские, — кивнул он на раненых.

Оба закивали.

— Джабарова я видел. Это молодой предприниматель, миллион п-пудов. — Фандорин обернулся к женщине. — Кто остальные?

— Все они члены правления Совета нефтепромышленников. Значит, революционеры ни при чем. Арташесов меня предупреждал, чтобы я не шла на уступки моим рабочим…

Саадат вынула из-за лифа свой пистолетик, приставила дуло ко лбу вислоусого.

Голосом, который напоминал шипение атакующей змеи, что-то проговорила.

Гасым перевел, неодобрительно покачивая головой:

— Хочет знать, где сын. Сказала: «Будешь молчать — те двое расскажут. Но ты уже не услышишь». Ай, женщина нельзя так с мужчина говорить, даже если мужчина совсем плохая. Нельзя отвечать, лучше умирать.