Чёрный иней

Гвоздь медленно заработал локтями, пятясь назад и не теряя из вида фашиста, который неотвратимо приближался. Когда расстояние между ними сократилось до двадцати метров, фашист перекинул автомат на грудь, и Гвоздь понял, что столкновения не избежать. В последней попытке избежать стычки он сдвинулся в тень серака и, прикрываясь им, быстро поднялся на ноги. Сделав в прыжке поворот на сто восемьдесят градусов, он начал быстро уходить в сторону небольшого холмика, надеясь скрыться в заснеженных скалистых лабиринтах. Но немец погнался за ним раньше, чем Гвоздь достиг укрытия. Прятаться было бессмысленно, поэтому приходилось налегать на лыжи.

Гвоздь старался двигаться длинным скользящим шагом. Когда-то ему удавалось скользить на одной лыже метров пять. Но сейчас...

«Почему он не стреляет? Живьём хочет?.. Выкобенивается, гад. Ну, посмотрим... Спуск с уступа... в низкой стойке... дальше — крутизна, придётся зигзагом... Хорошо. Склон сначала крутой, но короткий. Скорость растёт... усилю давление на внутренние рёбра лыж. Вот когда моя окантовка пригодилась. Оглянуться. А фриц грамотно согнулся... палками старается тормозить... Ладно, Иван, шевели мозгами, надо что-то придумать. Почему он не стреляет? Ладно, не хочешь, так я тебя шугану. Камрады твои уже, поди, на равнине... к нам не успеют. Стоп. Патрон? Затвор? Нормально тянет, не замёрз. Ну...»

Немец скользил склонами вполне уверенно, не подставлялся. Гвоздь поймал момент, когда белый силуэт пересекал длинный склон, который хорошо просматривался, и, прицелившись, плавно нажал на спуск. Скалы отозвались громким многократным эхом. Немец скользнул за выступ. Гвоздь понял, что не попал, однако не огорчился. Теперь станет поосторожней, запал побережёт. А теперь — ходу!

«Сейчас я на отлогом склоне, как на ладони. Скверно... Быстрее! У него крепление, видать, тоже не жёсткое. Так, скорость погасить. Здесь поворот! Вес — на правую, лыжу круто на ребро, левую подтянуть... плавно... Обрыв!!! Падать налево!.. Сгруппироваться!.. Лыжи поперёк!.. Упор! Упор!!! Ох... твою... в дышло...»

Его спасло небольшая впадина в двух метрах от пропасти, куда он въехал, лёжа на боку и пытаясь тормозить руками, палками, лыжами.

«Снег глубокий и рыхлый, падла! Освободить ноги... Развернуться негде... не встану...»

Он барахтался на самом крае обрыва, почти скрытый от преследователя ледяной глыбой размером с большой чемодан. И в этот момент фашист выпустил длинную густую очередь. Пули секли спасительный для Гвоздя кусок льда. Ещё очередь... ещё...

Уловив паузу между очередями, Гвоздь перекинулся через гребень и откатился к небольшой расщелине. Ещё бросок — и он укрылся за небольшой гранитной плитой.

«А ганс патроны не бережёт... Спокойно, Ваня. Всё белое, как в госпитале. Вата, бинты, белые халаты... Говорили, для таких случаев надо и автомат для маскировки — бинтом. Безжалостная землица. Господи, как траву хочется увидеть! Где же ты, вражина?.. Ну... Траву и землю! А не камень и лёд. А мы можем остаться здесь навсегда. Беда, да и только... Ну же, фриц... Ага, вот ты где! И меня, кажись, опять засёк. Ух, его ствол будто в самую душу заглядывает... Неужто моя очередь на тот свет загреметь? Чего затужил, Ваня? Утри сопли, давай по-солдатски! Получай, гад!»

Он нырнул вправо.

«На ещё!.. У смерти скидок выпрашивать не будем!»

«А он не вовремя на спуск нажал. Видать, тоже войной битый... Пулю словить не хочет. Выдыхается фашист. А ты? На себя посмотри».

«Врёшь! Ещё повоюем... Вон ты где... На-а! Как там у тебя, гансик, дела со здоровым фронтовым духом? На ещё... ещё... Когда температура тела снижается хотя бы на градус, весь понт с фраера слетает и выглядывает нутро. Это нам известно, видали уже... Ну, это он с испуга лупанул, чтобы душа оттаяла. Пора с тобой кончать. Целый магазин уже расстрелял. И место удобное. Значит так... На встречный склон, сгруппироваться... упор на обе палки и... р-разворот на девяносто градусов. Теперь за уступ... Соберись, Ваня, ну... ты же умеешь... соберись с силами, дыхание задержи...»

Жизнь Гвоздя измерялась метрами, оставшимися до немца. Фриц стремительно катился на него. Нож вынулся на удивление легко.

Тяжело дыша, Гвоздь медленно сел на снег рядом с неподвижным немцем. Сил не было. Он сидел, уставившись в порванный капюшон мёртвого врага и пытался сообразить, что же делать дальше.

«А ведь это дыры от моих пуль. Поэтому он и утратил инициативу».

Гвоздь огляделся и только теперь заметил, что небо стало почти чёрным. Туча, полчаса тому возникшая на горизонте, затянула всё небо. У ног шелестела позёмка, а свирепый ветер швырял снег в лицо.

«Надо встать, — сказал он себе, неподвижно сидя возле трупа. — Надо встать!»

Почти минута понадобилась ему на то, чтобы подняться. Ему казалось, что это последние его шаги. Но он сделал ещё десяток шагов, потом ещё... В пылу погони он и не заметил, как они почти спустились на равнинную часть острова, то есть северо-восточное побережье, и лишь теперь ему пришло в голову, что может столкнуться с товарищами убитого немца.