«Жизнь здесь на редкость однообразна, всё время приходится из чего-то выбираться.
Закурить бы... Но он отбросил эту дурацкую мысль подальше. Ну что ж, наша задача простая — ждать подходящего момента. И этот момент обязательно наступит».
35
Ветер стих, метель угомонилась. Старший лейтенант Байда и сержант Валеев выбрались, наконец, из обрыдшего укрытия. Соблюдая максимальную осторожность, чтобы не заметили со станции, спустились метров на пятьсот вниз. Возле чёрной скалы, сиротливо торчавшей среди снежных заносов и схожей на каменный орган, они пересекли санный путь немцев между метеостанцией и радиодивизионом. Прошли по узкой полоске голого, колючего и крошащегося льда, хотя совсем рядом протянулась широкая полоса рыхлого снега. Это метель подчистую смела снег с одного участка и завалила другой. Они пошли по льду, чтобы не оставлять следов.
— Плохой снег, проклятый... Мы его называем «уброд». Сани вязнут, собаки увязают... — сказал Валеев. — Но голый лёд — тоже не подарок.
— Повнимательней, Игнат. Следи за санным путём, — напомнил Байда.
Словно в ответ на замечание старшего лейтенанта Валеев насторожился, замедлил шаг. Байда тоже замер, вслушиваясь в лёгкое шуршание снега. Затем оба стремительно скользнули к ближайшему сераку, похожему на ледяной гриб. Едва успели спрятаться, как появилась упряжка, медленно торившая дорогу в рыхлом снеге. Собаки проваливались по самое брюхо и с трудом волокли сани с тремя ездоками. Впереди и справа от саней, поставив ноги на полоз, сидел погонщик с длинным шестом. До десантников долетали обрывки его команд. Позади сгорбился солдат с рацией за спиной; тонким прутиком колебалась в такт собачьим рывкам антенна. А посредине сидел офицер. Приложив к глазам бинокль он осматривал прилегающие к тропе участки, не обращая ни малейшего внимания на трудности передвижения.
«Игнат услышал их раньше меня. Недаром с шести лет каюрит».
— Как ты их услышал, Игнат?
— Услышал. Этот... «хоп, хоп» кричал. Наверное, направо поворачивал. У нас кричат «подь, подь»...
Он бросил взгляд в сторону упряжки, и Байда прочитал в нём пренебрежение «профи» к людям, берущимся не за своё дело.
— Упряжка цуговая, по «уброду» совсем плохо идёт. Собакам помогать надо, на плохом участке рядом с санями бежать... а эти сидят, как... На собаках ездить — это не кататься... — он сокрушённо поцокал языком.
Фашисты как раз поравнялись с сераком, расстояние было не более тридцати метров, и они ещё ниже опустили головы, стараясь слиться со снежной поверхностью. Но офицер вдруг хлопнул по плечу погонщика и тот, просунув шест под санями перед вторым копылом{12}
и налегая на него всем весом тела, отдал какую-то команду собакам. Те сразу остановились. Офицер вылез из саней и, указывая рукой на противоположную сторону тропы, позвал за собой радиста. Вдвоём они подошли к краю проторенной собаками колеи и начали всматриваться в заснеженные борозды.«Лыжня! Он заметил нашу лыжню! — обожгла Байду тревожная мысль. — Полоса чистого льда узкая, а вокруг неё — снег. Но кто же мог предвидеть, что найдётся придурок, который, едучи тропой, станет разглядывать в бинокль обочины. Впрочем, другого пути всё равно нет, разве что по воздуху лететь. Не повезло. А этому немчику — палец в рот не клади!»
Офицер подозвал к себе погонщика, и когда тот, воткнув шест в снег и закрепив привязь, подбежал к нему, офицер что-то коротко объяснил обоим. Они взяли автоматы наперевес. В следующее мгновение тишину разорвали длинные очереди. Пули взвихрили снег рядом с недалёкой глыбой за которой скрывалась лыжня. Собаки вздрогнули, и упряжка дёрнулась, но осталась на месте.
Пальбой нервы успокаивают. А с тропы-то сходить не осмеливаются... Неужели он считает, что мы ещё здесь? Лыжня свежая — это и младенцу понятно, метель лишь полчаса как утихла. Сейчас они перейдут на противоположную сторону, к нам, и начнут искать продолжение лыжни здесь. Радист уже что-то забубнил в свою «лягушку». Вызывает подкрепление? Будут прочёсывать? Если наобум — им людей не хватит. По лыжне? Так мы их быстро перещёлкаем. Наш серак — ближайший...» Байда критически осмотрел ледяное пристанище, как бы оценивая его на прочность. В глазах Валеева он прочитал те же сомнения. С двадцати пяти метров немцы быстренько разнесут вдребезги их прибежище. Сматываться? Бессмысленно, положат на третьем шаге. Что делать? Ответить огнём? Или опередить?
Но вышло иначе.