Чёрный ход

Центр города. Проулки, где, случалось, находили раненых или избитых до полусмерти. Здесь они с Сэмом месяц назад подобрали узел с краденым добром. Вор бросил добычу и сбежал.

Сегодня всё в порядке.

Полдень. Контора шерифа. Сэм уже там. Доклад: происшествий нет, заявлений от горожан нет.

— До вечера свободны!

Вялый взмах руки. Шериф возвращается к прерванному занятию — поглощению яблочного пирога. Пирогами — величиной с доброе тележное колесо — его снабжает вдова Махони. Солнце припекает, под мышками шерифа темнеют пятна пота.

Вот такая у нас служба.

* * *

Он сразу замечает её.

Народу в «Белой лошади» мало. Скоро тут пьяному негде будет упасть, но это случится позже. Единственная женщина, третий от дверей стол. Сидит к Джошу вполоборота. Держит в поле зрения стойку и лестницу на второй этаж. Краем глаза отслеживает вход и то, что происходит в глубине салуна. Всё это так, рутина, не требующая усилий. Джош женщину не интересует. Мазнула взглядом и отвернулась.

Задумалась? Слушает бренчание слепого Якоба?

Привычки стрелка, не будь я Джошуа Редман, сэр! Женщина-стрелок? Гадкий червячок шевелится в памяти. Давний, полумёртвый червячок. Копает ход наружу, старается.

«Узнал?»

Нет.

«Это она была в оружейной лавке. Это она была здесь, в салуне».

Тахтон умолкает. У него, как обычно, трудности с временами. Обдумав что-то своё, он продолжает:

«В лавке сегодня, в салуне давно. Теперь узнал?»

Да.

«Что будешь делать?»

— Добрый день, мэм. Разрешите?

— Садитесь, шериф.

— Помощник шерифа, мэм. Джошуа Редман.

Женщина молчит. Взгляд её пуст и тяжёл.

— Джошуа Редман. Вы меня не узнаёте?

Взгляд её пуст и тяжёл. Ага, узнала.

— Меня ввела в заблуждение звезда, — говорит она. — Помощник шерифа? В остальном вы не изменились. Да, нисколько.

— Я молодо выгляжу, мэм. Это моё наказание. Меня никогда не принимают всерьёз.

— Прекрасный талант. Я вам завидую.

— Но перед вами совсем не тот человек, что десять лет назад. Я изменился, мэм. Добавлю, что вы приняли в этом самое живое участие.

— Неужели? Я польщена.

Она не верит. Отчасти она права.

В мозгу Джоша кудахчут знакомые куры.

Тахтон смеётся.

2 Рут Шиммер по прозвищу Шеф (десять лет назад)

— Сыграй ещё что-нибудь, красотка!

Рут не красотка. Рут не хочется больше играть. Сказать по правде, она даже не знает, зачем играла эту чёртову мазурку. Рут двадцать лет, а дьяволу, сидящему в ней, лет сто, не меньше.

Рут спустилась вниз, подошла к стойке:

— Пива!

— Эй, Юджин! Запиши на мой счёт!

Мальчик. Румяный, длинноногий. Наглый, как свора чертей. Дьявол в Рут заворочался, тихо рыча при виде дружков из преисподней. Уколол рогами в печень. Кончики рогов у дьявола острей, чем иглы. От них по телу пробежала приятная дрожь.

— Я угощаю!

— Нет.

Рут обернулась к мальчику. Ей было всё трудней сдерживать себя. Дядя Том говорит, это пройдёт. Она научится, образумится, перестанет видеть врага в каждом безмозглом кобеле. Дядя Том умный, опытный. Он ошибается. Рут никогда не образумится.

— Плати за себя, малыш.

Голос Рут — голос дьявола.

Мальчик побагровел. Какая-то сучка, при всех… Рут читала его мысли, написанные на гладком щекастом лице, как ноты с листа.

— Револьверы, — сквозь зубы процедил он.

Пальцем указал на два револьвера Рут:

— Милые безделушки. Ты носишь их для красоты, правда? Никто не носит револьверы так, как ты, крошка. Ты случаем не хромаешь из-за них?

Он был прав. Никто не носил револьверы так, как Рут. Правый, обычный — низко на бедре. Левый шансер — тоже на правом боку, под мышкой. Рукоять правого кольта смотрела вверх, рукоять шансера была повёрнута к сердцу.

Насчёт хромоты он тоже угадал, только не знал об этом.

— Хромая кляча, — её молчание дурачок принял за слабость. — На тебе далеко не уедешь. Как ты их выхватываешь, а? Просишь, чтобы тебя подождали?

— А как ты выхватываешь своего дружка?

Кружка пива скользнула вдоль стойки.

— Он маловат даже для одной твоей руки, — Рут поймала кружку, сдула пену. — Стреляет, правда, быстро.

Она цедила своё пиво с таким видом, словно собиралась пить его до Судного дня, а последний глоток сделать после приговора.

— Полагаю, даже если шлюха попросит тебя обождать, ты не сможешь. В этом смысле ты самый быстрый стрелок отсюда до Мичигана.

Салун взорвался хохотом. Публика здесь кучковалась незамысловатая, юмор держала в штанах. Мазурка была лишней, вздохнула Рут. Всё, поздно.

Она вздохнула, дьявол рассмеялся.

— Значит, маловат?

Мальчик стал белей извёстки. Румянец исчез, на скулах заиграли желваки.

— Сыграем, кляча? Вдвоём?!

Пятясь, он отошёл к противоположной стене. Между ним и Рут быстро образовалась пустота. Незамысловатая публика такие моменты схватывала на лету.

— Эй, Джош! — вмешался бармен. — Шли бы вы на улицу!

— Не лезь, хорёк!

— Это племянница Томаса Шиммера. Он сейчас вернётся.

— Срать я на него хотел! Понял?