Чёрный ход

Сказать по правде, Джошуа Редман не сразу понял, что это больничный покой. Сперва мучился догадками, а потом как кто-то перевёл ему с чужого языка на родной. Длинный коридор, двери туда, двери сюда. Стеклянные двери, сэр! Стены выкрашены в бледно-зелёный цвет, пол застелен циновками, каких Джош отродясь не видывал. В начале коридора за стойкой, похожей на барную — сестра милосердия.

Ну, наверное, сестра. Чепца нет, вместо него смешная шапочка.

Сестра держала в руках плоскую коробочку — портмоне, что ли? — уставившись на неё, будто пьяница на бутылку. Джош подошёл ближе: мать честная! Поверхность портмоне светилась, по ней бегали человечки. Одного сестра пощупала пальцами, он стал больше, ещё больше: вот уже только лицо на всё портмоне. Говорит, шевелит губами, а не слышно ничего. Сестра полезла пальцем в ухо, затолкнула поглубже синюю пуговку. Поднесла портмоне ко рту, ответила что-то.

Пуговицу в ухо! Ей-богу, не вру, сэр!

— Доктор Голдберг сейчас выйдет к вам, — сестра перевела взгляд с чуднóго портмоне на мужчину с женщиной. — Подождите немного.

Я умер, отметил Джош. Точно умер, без вариантов. Это рай? Непохоже, разве что райский лазарет. Ад? Ну, это совсем ни в какие ворота… Чистилище? Здесь плачут, значит, страдают.

Женщина плачет, это точно.

Стеклянная дверь открылась. В коридор вышел джентльмен плотного телосложения, одетый в салатный, под цвет стен, комбинезон. Лицом джентльмен напоминал доктора Беннинга, но трезвого, что разрушало всё сходство.

— Надо надеяться, — сказал доктор.

Тугая складка между сдвинутыми бровями противоречила сказанному.

— Гарантий дать не могу, сами понимаете. Но надежда остаётся…

Дальше Джош не слушал. Повинуясь наитию, исходившему из самой глубины души, он вошёл в дверь, откуда минутой раньше выбрался джентльмен в комбинезоне. Всё вокруг вызывало трепет — наверное, так чувствует себя рыба, если заставить её летать! — всё было незнакомым, но внутренний переводчик спасал, разъясняя: иди, стой, нажми здесь, толкни, входи.

Ничего не произошло — материальные предметы игнорировали призрака — но Джош тем не менее вошёл.

На койке лежал мальчик лет десяти, укрытый простынёй до подбородка. Тонкие руки покоились на простыне, в левой торчала тёмно-красная пиявка, присосавшись к вене. От пиявки вверх тянулся шланг — вроде садового, но гораздо тоньше — уходя к металлической стойке с бутылкой из бычьего пузыря, перевёрнутой вниз горлышком.

Ещё один тоненький шланг выгибался под носом мальчишки на манер потешных усов. Для маскарада скорее подошли бы усы с завитыми кончиками, но вряд ли это был маскарад.

— Привет, — сказал Джош.

И не узнал своего голоса. Словно осенняя листва прошуршала:

«Привет».

Мальчик открыл глаза:

— Привет. Ты кто?

— Джошуа Редман. Можно просто Джош.

Внутренний переводчик дал маху. Джош готов был поклясться, что вместо всего того, что он произнёс, в палате прозвучало одно-единственное слово:

«Тахтон».

— Тахтон? Странное имя.

Палата, сэр! Ну точно, палата в лазарете! Джош огляделся по сторонам. Да, в мире, где началась и закончилась короткая жизнь Джошуа Редмана, так не ухаживали бы и за президентом, получи он пулю в спину от какого-нибудь психопата! Доктор Беннинг рассказывал, что гнусные коновалы, спасавшие беднягу Джеймса Гарфилда после покушения, залезли в рану грязными пальцами, вызвав гнойное воспаление, взорвавшее и без того слабое сердце Гарфилда.

Пациент здешнего лазарета, вне сомнений, мог рассчитывать на иное обращение.

«А ты кто?»

Мальчик ответил, но Джош не сумел разобрать.

— Ты призрак?

«Я тахтон».

— У тебя же тела нет!

«У меня нет тела».

— Скажешь, ты всегда таким был?!

«Я не всегда… Нет, не всегда».

Что это за место? Что это за место такое, где для открытия чёрного хода достаточно парнишки на больничной койке? Не горящий посёлок амишей, не бойня в Элмер-Крик! Ребёнок в лазарете: тощие руки, пиявка у вены, гарантий нет, но надежда остаётся — и нате вам, мистер Редман, добро пожаловать! Если это здесь плохо, как же тогда здесь хорошо?

Чёрный ход представился Джошу трубкой вроде той, что тянулась от пиявки к бутылке из бычьего пузыря.

— Посидишь со мной? — спросил мальчик. — Здесь очень скучно…

А ведь я смог бы его подлечить, подумал Джош, не отрывая взгляда от исхудавшего, бледного лица и светлых волос, разметавшихся по подушке. Если он пустит меня в себя, я его вылечу! Ещё не знаю как, но вылечу, Богом клянусь! Потом ему нужно будет драться, потом спасаться от врагов, потом ещё что-нибудь. Он пустит меня во второй раз, в третий, десятый…

Что же мне теперь делать, а? Что, сэр?!