Чёрный ход

Двери распахиваются без участия индейцев. Не торопясь, с достоинством истинного сына прерий из конторы выходит Горбатый Бизон. За ним следует шаман, любимец духов. Шошонов сопровождают помощники шерифа — если Рут не подводит память, покойный мистер Редман звал их Недом и Гансом.

Руки помощников подняты вверх.

Горбатый Бизон произносит два-три слова на языке, неизвестном Рут. Хвост Оленя отпускает шерифа, толкает обратно к перилам. Не обращая внимания на Дрекстона, спрятавшего голову между колен, вождь спускается с веранды, ждёт, пока его догонит шаман. Задрав голову, Горбатый Бизон смотрит на балкон, вероятно, рассчитывая найти там мэра, отдавшего приказ об аресте. Вместо мэра он находит мисс Шиммер — длинный пыльник, шляпа, две кобуры — и на лице вождя, на этой деревянной маске, лишённой всяческого выражения, появляется что-то, похожее на человеческое чувство.

Удивление?

Когда индейцы уходят к лошадям, их никто не останавливает.

5 Джошуа Редман по прозвищу Малыш

Тахтон кричал.

Господи, как же он кричал!

Ослепительно-белая молния ударила из ствола армейского «Фронтира» прямо ему в грудь. Казалось, это не грудь, а гонг, огромный барабан с туго натянутой кожей — такой вопль исторгся наружу: бесконечный, рвущий душу в клочья. Он длился и длился, пока тахтон разбухал пузырём…

Нет, сэр. Целой гроздью пузырей.

Ужасные виноградины лопались одна за другой, высвобождая пряди грязно-белого тумана. Пряди змеились, всасывались в землю, в дверь и стены мэрии, в перевёрнутую тележку зеленщика. Одна было поползла к Джошу, но на полпути опала без сил и расточилась.

Прошла вечность, пока крик смолк. Каша, бурлящая на том месте, где ещё недавно стоял тахтон, выкипела, подёрнулась грязной коркой, осела сама в себя. Не осталось ничего, сэр. Правду вам говорю, совсем ничего.

Вот теперь — всё. Действительно всё.

Джош стоит над мёртвым собой. Странное дело, думает он. Улыбаюсь, надо же! С чего бы это? Чему тут радоваться, а?

Подходит преподобный, суёт шансер в кобуру. Он хочет положить руку Джошу на плечо, но в последний момент сдерживает порыв. И правильно, всё равно не получится. С балкона на них смотрит мисс Шиммер. Или она смотрит только на пастора?

Джош не уверен, что Рут его видит.

Жаль, хотелось попрощаться. Ничего, переживём как-нибудь — тут и переживать-то осталось маловато, сэр. Исповедаться, что ли, как мистер Пирс? Нет, поздно. Над головой чёрное небо и белые звёзды. С чего бы это они такие белые? Это не звёзды, это рожки люстры. Джош помнит люстру, сжился с ней, сроднился, только сейчас ему не страшно.

Это его люстра. Пусть падает.

Люстра пусть падает, а Элмер-Крик пусть стоит.

— Помолитесь за меня, преподобный.

Пастор кивает.

Падучим созвездием люстра срывается с небес. Рушится на голову, накрывает, окружает со всех сторон, затмевая сиянием всё остальное.

— Прощайте, мистер Редман, — долетает издалека.

Джош смеётся. Успели, мы всё-таки успели попрощаться.

— Джош, мэм. Просто Джош, ладно?

Вряд ли она его слышит.

Эпилог на земле

Утреннее солнце расчерчивает Элмер-Крик тенями. Тени ровные, лиловые, их словно проложили под линейку. Весёлой струёй плещет вода из напорной колонки. Чернокожий помощник шерифа, обнажённый по пояс, заканчивает мыться. Играет мышцами, фыркает, словно норовистый жеребец, приветливо машет рукой.

Лошади осёдланы. Пожитки собраны.

Пора в путь.

— Я ваш должник, мистер Ли.

В ответ старик-китаец низко кланяется Пастору. С его спиной это настоящий подвиг, но Ли Ван справляется.

— Это мы в долгу перед вами, — переводит бакалейщик хриплое мяуканье тестя. — Вы и мисс Шиммер — победители яомо. Вы спасли город. Примите нашу благодарность, теперь нам не нужно уезжать. Мы будем жечь свечи на алтаре в память о вас.

Кланяются двое: раз, другой, третий. Поклонам нет конца.

О том, кто спас преподобному жизнь, прикончив Джефферсона, в городе судачат с самого утра — и будут чесать языки до скончания времён. Выдвигаются разные версии, за которые передрались бы столпы жёлтой прессы — «The New York World» и «The New York Morning Journal». Стрелкá в суматохе никто не разглядел, а Рут с Пастором отмолчались. Когда шошоны, забрав вождя с шаманом, уехали, досточтимого Вана уже не было поблизости.

— Не стоит преувеличивать наши заслуги, — проповедник открыл было рот, но Рут опережает его. Впрочем, можно не сомневаться, что Пастор хотел сказать то же самое. — Благодарить, между нами, следует мистера Редмана и мистера Пирса. Я имею в виду настоящих Редмана и Пирса.

Кланяются трое: миссис Ли тоже здесь.

— Без них у нас бы ничего…

— Без них, — повторяет Пастор.

Оба замолкают, отворачиваются.