Чёрный котёл

— Одно я знаю точно, — возразила Эйлонви, — я не хочу быть жабой!

— Ты хорошенькая маленькая уточка, — проворковала колдунья масленым голоском, — не отдашь ли ты мне свои чудесные волосики, раз уж они все равно тебе больше не понадобятся? Со своими я просто замучилась. Привыкай к тому, что некоторые вещи исчезают и тебе больше никогда не придется увидеть их опять.

Она подпрыгивала и гримасничала, наслаждаясь своей беспредельной властью над ними.

— Не имеет значения, — вновь заговорила колдунья, — понравится ли вам быть жабами, прыгающими по болоту, сидящими на поганках… может, и нет. Но, по правде, жабы никогда не сидят на поганках. Зато вы сможете квакать и купаться в росе по утрам. Очаровательно, правда?

Она вдруг приблизилась к Тарену и зашептала ему на ухо:

— Не пугайся! Ты же не веришь, что я сумею это сделать с тобой? Я великодушна, так ты считаешь? Но не я пришла к вам, а вы ко мне. А я не терплю сутолоки и толкотни в своем доме. И, поверь, сделаю все, что пообещала.

Тарен в это время судорожно высчитывал про себя всевозможные способы спасения своих друзей. Он бы не поверил всем угрозам этого мерзкого кривляющегося существа, если бы не помнил отвратительную змею в своей руке, ее холодные глаза и острый ядовитый зуб, нацеленный на него.

— Сначала вам может не понравиться быть жабами, — ворковала между тем колдунья, — Понадобится время, чтобы привыкнуть. Но, — она протянула к ним ручки, — уверена, коли уж это случится, вам ничего другого и не захочется.

— Зачем тебе это нужно? — вскричал, все более взъяряясь от собственного бессилия, Тарен.

Он с омерзением отпрянул, когда колдунья ласково потрепала его по щеке. А та вдруг переменила тон и злобно проговорила:

— Разве люди не могут не совать нос не в свое дело? Пожалеть вас? Сделать исключение для одного, двух, трех? А потом появятся здесь десятки, сотни, тысячи вам подобных? Сотни и сотни топчущих, покоряющих, заселяющих эти топи! Нет, поверь мне, так будет лучше для всех. Несколько лишних жаб — и никого лишнего еще сотни лет!

В этот момент по другую сторону холма показались еще две фигуры. Обе как две капли воды были похожи на эту толстую маленькую колдунью. Но у одного существа на шее висело ожерелье из молочно-белых камней, а другое было закутано в черный плащ с надвинутым на голову капюшоном, почти скрывающим лицо.

Волшебница подбежала к ним и весело закурлыкала;

— Орвен! Оргох! Мы сейчас будем делать жаб!

Тарен вздрогнул и скосил глаза в сторону барда и Эйлонви.

— Вы слышали эти имена? — поспешно прошептал он. — Мы нашли их!

Лицо барда дышало тревогой.

— Ничего хорошего это нам не принесет, — сказал он. — Пока не они, а мы у них в руках, вряд ли стоит беспокоиться о Котле. А что касается купания в росе, — продолжал он шепотом, — то в иных обстоятельствах это могло бы мне и понравиться. Но не сейчас и не в облике жабы. — И его передернуло.

Гурджи притих и лишь сопел от страха.

— Никогда не встречала того, кто может говорить о таких гадостях и при этом улыбаться и радоваться, — шепнула Эйлонви. — Я себя чувствую так, будто по спине у меня снуют вверх-вниз цепочки муравьев.

— Мы должны попробовать ошеломить их, застать врасплох, — сказал Тарен. — Не знаю, сможем ли мы сладить с ними, но и они, быть может, не сумеют сделать что-нибудь с нами всеми одновременно. Во всяком случае, надо попробовать. Вдруг один или двое из нас спасутся!

— Если случится так, что я… что я… ну, если я превращусь… — проговорил бард. — А ладно! Вот что я имею в виду: если со мной что-нибудь случится, прошу тебя, двигайся осторожней, внимательно смотри, где идешь, куда ставишь ногу.

Тем временем три колдуньи возвратились к хижине.

— Ну, Ордду, — капризно сказала та, что была с ожерельем на шее, — почему всегда надо превращать в жаб? Это скучно! Не можешь, что ли, придумать что-нибудь другое?

— Но они такие хорошенькие, — возразила Ордду, — из них получатся очаровательные жабы!

— А что плохого в жабах? — вмешалась колдунья в плаще. — Вечно ты недовольна, Орвен, всегда стараешься все усложнить.

— Я только предложила придумать что-нибудь новенькое, Оргох, — извиняющимся тоном проблеяла та, — просто ради разнообразия.

— А я люблю жаб, — рассуждала Оргох, пожевывая толстую губу.

Даже в тени капюшона видно было, как подергиваются нос, губы и щеки горящей нетерпением колдуньи.

— Посмотри на них, стоящих перед нами, — сказала Ордду, — маленьких беспомощных гусяток, мокрых и грязных, дрожащих и молчащих. Я побеседовала с ними и думаю, они наконец поняли, что им будет хорошо.

— Ну да, это те самые, которых мы видели скачущими по Болотам, — каркнула Орвен, поигрывая бусинами. — Ты так ловко заманил Охотников, — обратилась она к Тарену, — так умело утопил их, что любо-дорого было смотреть.

— Отвратительные существа эти Охотники, — пробормотала Оргох. — Мерзкие, волосатые, злобные. Меня от них тошнит.

— Они неутомимы, — осмелел бард, — и, боюсь, не отстанут от вас.