Чёрный крестоносец

– Они могут быть и подлинными. Профессору Визерспуну повезло, он раскопал археологический клад, а флотское начальство тотчас смекнуло – это превосходный повод ввести режим секретности. На вполне законных основаниях закрыть доступ на остров, не возбуждая подозрений у тех государств, которым присутствие флота в этих краях поперек горла. Быть может, открытие состоялось давным-давно. И Визерспуна держали за кулисами в паре с его двойником на случай нежелательных визитов. А может, все эти раритеты поддельные. Не исключено, что здесь вообще не было никаких археологических сенсаций. Осенила флот гениальная идея – и дело с концом. Такой поворот сюжета также потребовал бы консультаций со стороны профессора Визерспуна или другого квалифицированного археолога. А уж последний натаскивал липового профессора. Эту историю скормили газетам и журналам. Или так: правительство убедило газетных магнатов принять участие в маскировочной операции.

– Но ведь шумиху поддержали американские газеты и журналы...

– Допустим, это совместный англо-американский план...

– И все равно не пойму, зачем им понадобилось калечить тебя, – проговорила она с сомнением. – Может, твои предположения помогут нам ответить на этот вопрос.

– Сам теряюсь в догадках. Впрочем, надеюсь ночью докопаться до истины. В шахте.

– Ты спятил, – сказала она. – Ты не в силах передвигаться.

– Да это ведь в двух шагах. Коротенькая прогулка. Ноги мои в норме.

– Я пойду с тобой.

– И не вздумай.

– Прошу тебя, Джонни!

– Нет.

Она с мольбой простерла ко мне руки:

– Я ничем тебе не помогаю, совсем ничем!

– Не говори глупости. Кому-то ведь нужно оборонять крепость изнутри, следить, чтоб никто не проник в дом с перспективой обнаружить вместо нас пару чучел. А так самый бдительный разведчик будет удовлетворен. Из дома доносится дыхание. В темноте можно разглядеть две фигуры. Картина полного благополучия. Сейчас я прилягу и сосну пару часов. А ты бы вернулась к профессору. Почему бы тебе не припудрить ему мозги по второму кругу? Он не в силах отвести от тебя глаз, и, значит, тебе с руки выведать у него многое, что мне не по зубам.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду?

– Испытанный прием Мата Хари, – нетерпеливо разъяснил я. – Безделицы, нашептываемые на ушко. Самая малость стараний, и сработает принцип «седина в бороду – бес в ребро». Минимум усилий – и у него поедет крыша. В порыве нежности он, того и гляди, откроет тебе свои потаеннейшие секреты.

– Ты уверен?

– А почему бы и нет? Женщины его слабость. Это очевидно. Женщины в возрасте от восемнадцати до восьми десяти.

– У него могут появиться подозрения.

– Ну и пусть. Это меня нисколько не колышет. Лишь бы он выбалтывал полезную информацию. Понимаешь ли, долг превыше удовольствий.

– Ясно, – спокойно подытожила она. Поднявшись, она протянула мне руку. – Пойдем.

Я встал – и через пару секунд вновь очутился на песке. С ног меня свалила скорее сила пощечины, нежели ее внезапность. Пока я приходил в себя, дивясь живучести первобытных пережитков в женской крови, она забралась на крутой берег и испарилась.

Челюсть моя слегка пострадала, оставаясь, однако, все той же челюстью. Я поднялся на ноги, вооружился костылями и двинулся дальше.

Стало совсем темно, и я мог бы ускорить свой темп, перемещаясь без костылей. Но старикашка коварен. А ну-ка у него есть приборы ночного видения?

Забраться на крутой берег теоретически не составляло труда: что такое три фута для взрослого мужчины. Но для здорового, не для меня. Проблему я разрешил примитивно. Уселся наземь и заработал костылями. И вот уже цель, казалось, достигнута. Можно, наверное, продолжать путь. Как вдруг костыли проехали по мягкому грунту, и я опрокинулся навзничь.

Упавши, я чуть не испустил дух. Вернее, едва перевел дыхание, словно от удара в подреберье. Но, честно говоря, бывают удары похуже, после которых кроют матом в полный голос весь белый свет. Я, правда, тоже выругался потихоньку и настроил свои легкие на глубокий вдох, чтобы выругаться на всю катушку, когда послышались легкие шаги, спускавшиеся с обрывистого берега вниз. Всплеск белизны, аромат «Ночной тайны». Итак, она пришла добить меня. Я по-боксерски прикрыл лицо руками, затем отнял их.

Она склонилась ко мне, отнюдь не воинственная.

– Увидела, как ты упал, – проговорила она охрипшим вдруг голосом. – Не расшибся?

– Агонизирую. Поосторожней с рукой!

Но она позабыла об осторожности. Она целовала меня. Целовала с той же самоотверженностью, с какой отвешивала пощечины, отдавая себя этому занятию целиком. Она не всхлипывала, но щека ее была влажна от слез.

Через минуту, а может, две она прошептала:

– Прости меня. Я перед тобой виновата.

– Я тоже, – сказал я. – Я тоже виноват перед тобой. – О чем мы говорим? Не знаю. Не имею ни малейшего представления. Но так ли это важно в данный момент?

Наконец она встала, помогла мне подняться на ноги (и на берег), и мы побрели к дому, держась за руки. Когда мы проходили мимо профессорского бунгало, я воздержался от дальнейших попыток отправить ее к нему на свидание.