Чёрный петух

А с каким нетерпением ожидали поденщиков-словаков! Чтобы так страстно ожидали словаков — такого еще не было на земле! В конце концов как-то в понедельник они заявились и тут же взялись за молотьбу. О, это были волнительные, вселяющие надежду дни! Госпожа Купойи каждый час выбегала посмотреть, как идет работа; белый воробей всюду увязывался за ней, но ему было строго запрещено склевывать хотя бы зернышко пшеницы. По ночам Винце и Пали спали прямо на груде зерна. Пали брал с собой на гумно постельное белье, а Винце — в чем был, в том и спал, разве что стянув сапоги, поскольку босые ноги для крестьянина — лучший советчик по части здоровья в эту пору. Ведь когда спишь в сапогах — не почувствуешь, если ночью погода вдруг начнет портиться, и можешь застудить грудь. А голые ноги сразу среагируют и просигналят тебе: «А ну, земляк, укутайся-ка поплотнее сермягой!»

Словаки — честные работники; во всяком случае, никаких подозрений в их адрес не возникало, если не считать того (это особенно сердило старого Винце), что они много разговаривали между собой, к тому же по-английски. Куча зерна быстро росла и увеличивалась, а скирд становилось все меньше и меньше. Но никакого обмана тут, разумеется, не было, потому что Винце спал чутко, как заяц, — даже кошке не прошмыгнуть через гумно, чтобы он не проснулся.

Только один-единственный раз фея сна Маймуна сильнее обычного сомкнула ему веки своими медовыми перстами. Но и это была заранее продуманная хитрость. И какая! Пали принес с собой однажды вечером полную флягу вина и предложил старику сделать пару «глотков», после чего Винце сразу же скис, как молоко. И что же? Посреди ночи старик чует (правда, никак не может понять, слышит ли он в действительности или видит во сне), будто на гумно медленно въехала телега; вот она подъезжает все ближе и ближе, вот вдруг остановилась у груды зерна. Страшным напряжением воли Винце пытается вскочить на ноги, но это ему не удается. В полузабытьи ему кажется, что кто-то шепчет: «Проснись, встань! Воруют!» — но сил не было подняться. Лошади дрогнули, зазвенела сбруя… Тут Винце все же приоткрыл глаза («Эге, действительно — телега!»), протер сонные веки («Ничего себе — положеньице!»). Месяц сияет, звезды блещут в синем небе…

Все предметы хорошо видны; разве что только ночь придает им какие-то сказочные очертания.

В Винце пробудилась энергия; он хотел закричать и схватить лежащие рядом вилы, но одумался, решив, что здесь лучше действовать умом да смекалкой. Поэтому он тихонько приподнялся — не очень, только на локтях, чтобы заглянуть по ту сторону пирамиды зерна — именно там что-то происходит. Однако то, что он вдруг увидел, заставило его очумело закрутить головой.

Так ведь это же Пали стоял там и распоряжался, указывая рукой. А рядом — крестьяне, все — знакомые, односельчане. Молча, стараясь тихо ступать, они поднимали с телеги тяжелые мешки и осторожно и бесшумно высыпали их содержимое на груду зерна.

Винце все понял и тихо пробормотал:

— Хорошо, хорошо, я ничего не видел.

Впрочем, он действительно больше ничего не видел, потому что на глазах у старика навернулись слезы, и все стало как в тумане; положив седую голову на брезент, он нарочито громко захрапел, желая показать, что крепко спит.

Только утром, взглянув на кучу зерна, он сказал Пали:

— Сдается мне, вроде бы она стала больше.

Пали равнодушно пожал плечами, а про себя рассмеялся: ну и здорово же он обманул наивного старика с этой пшеницей, которую купил на свой первый заработок!

Правда, следующей ночью уже Пали проснулся после полуночи от каких-то звуков. Может, мыши? Нет. Может быть, словаки что-то затеяли? С противоположной стороны пшеничной пирамиды доносился тихий разговор. «Э, да это голос Винце. Значит, все в порядке». И уже больше из любопытства Пали прислушался, стараясь не сделать неосторожного движения. Винце спрашивал шепотом:

— Ну, привезли?

Чей-то голос ответил (вроде бы голос шурина Винце):

— Привезли.

— Ну, тогда высыпайте, только тихо и аккуратно, чтобы Палика не заметил.

После этого в одном месте приподняли брезент и было слышно, как топчутся трое или четверо людей; затем Пали увидел, как они высыпают пшеницу из мешков, отчего поднялось большое серое облако пыли, хорошо видное на темно-синем фоне неба.

Утром, когда Пали встал и уже собирался идти на работу в шахту, он стал лукаво допытываться у старика:

— Вроде бы я ночью слышал какую-то возню, чьи-то шаги возле кучи, а, дядя Винце?

— Я, во всяком случае, не воровал пшеницу, — огрызнулся старик и перевернулся на другой бок.

— Да я вовсе и не потому спрашиваю. Я думал, может, и вы что-нибудь слышали?

— Ничего. Я спал, как подсеченный барашек, — отозвался старый слуга, — Вы, конечно, хотели бы, наверное, чтобы я стоял тут всю ночь, как солдат на часах. Но я пока еще с ума не сошел. А если не нравится вам, пусть твоя бабка нанимает другого слугу.