В проходе рядом с барной стойкой висел телефон, и Купер, порывшись в кармане, достал несколько монеток. Его соединили с психиатрическим отделением больницы, где сотрудники говорили с ним профессионально спокойными голосами. Но узнал он то, что и так давно было известно: его мать все еще находится под действием седативных препаратов и навестить ее нельзя. Позвоните завтра, посоветовали ему.
Между тем вполне возможно, что семья придет сегодня к какому-то решению. И Бен знал, что, скорее всего, его мать решат навсегда забрать из дома, в котором она прожила всю свою жизнь. Что будет завершающим аккордом в ее погружении в шизофрению.
Когда Купер вышел из паба и вернулся в сад, что-то заставило его остановиться и подождать в тени, которую отбрасывала стена здания. Он стоял в нескольких ярдах позади Дианы Фрай и видел то, что не мог видеть со своего места за столом. Он увидел руку инспектора Хитченса на спинке стула новой сотрудницы и отметил, насколько тот близко наклонился к ней, чтобы сказать что-то ей прямо на ухо. Потом рука инспектора поднялась со спинки стула и на мгновение задержалась на плече Дианы. Они вели себя как влюбленная парочка, сказала бы его мать.
Дальше Бен увидел, как Фрай коротко кивнула, прежде чем Пол убрал свою руку. В это время Паркин закончил рассказывать новый анекдот, над которым никто не рассмеялся.
Телефон звонил не переставая, и так продолжалось уже несколько дней. И хотя автоответчик был включен и ей было велено не обращать на телефон никакого внимания, постоянные звонки сводили Шейлу Келк с ума.
Она приходила в дом три раза в неделю убираться, и вторник был одним из таких дней. Весь этот шум насчет найденной убитой девочки не мог ее остановить — более того, она была уверена, что нужна мистеру и миссис Вернон. Именно так она и сказала своему мужу. Дом все равно требовал уборки. Кроме того, возможно, она сможет как-то помочь несчастной миссис Вернон, сможет ее немного успокоить. Возможно — только возможно, — миссис Вернон захочет поплакать у нее на груди и рассказать все о том, что происходило в доме…
И вот миссис Келк в доме, пылесосит ковер в гостиной по второму разу и мечтает о том, чтобы звук пылесоса заглушил телефонные звонки. Она пробыла здесь уже значительно дольше, чем ее обычные четыре часа, а никто так и не удосужился с ней поговорить. Когда телефон на мгновение замолчал, Шейла выключила пылесос и занялась полировкой деревянного предмета мебели, которому она никак не могла подобрать названия. Для нее это было нечто среднее между буфетом и письменным столом. Полируя мебель, женщина внимательно прислушивалась к звукам, которые раздавались наверху. Естественно, в комнате самой миссис Вернон царила полная тишина. А тяжелые шаги раздавались прямо над головой уборщицы, там, где находилась комната Лауры. Мистер Вернон все еще был наверху, вместе с полицейскими. Настроение у него было хуже некуда — откровенно говоря, он был просто зол. В принципе, его можно было понять, но, по мнению Шейлы, в своей грубости и отказе говорить с ней он зашел слишком далеко.
Вновь раздался сигнал телефона. Четыре звонка, прежде чем включился автоответчик. Келк не могла понять, почему Вернонам так много звонят. У них в доме, в тупике Уэй, телефон иногда не звонил целыми неделями, а когда звонок наконец раздавался, то это оказывалась какая-то незнакомая девица, которая пыталась продать Шейле двойную порцию полироли.
Уборщица настолько погрузилась в звуки, доносившиеся сверху, что не заметила, как в комнату кто-то вошел, пока с нею не заговорили:
— Работаете сверхурочно, миссис Келк?
Она подпрыгнула от неожиданности и прижала руку ко рту, но, повернувшись и увидев говорившего, быстро успокоилась.
— Ах, это вы…
— Да, это я, — ответил молодой человек. На нем были грязные джинсы, а когда он прошел через всю комнату, то на ковре остались грязные следы. Шейла хотела было пожаловаться, но вспомнила, что на Дэниела Вернона это не произведет никакого впечатления. Он был темноволосым и полным, как и его отец, но там, где старший Вернон был вежлив и умел очаровать собеседника, младший был угрюм и обладал взрывным характером. Таким он, по крайней мере, казался.
Сейчас на Дэниеле была майка с рукавами, на груди которой было написано название музыкальной группы, о которой Шейла в жизни не слышала. Его подмышки и полоска вдоль позвоночника на спине насквозь промокли от пота, и Келк решила, что Дэниел, скорее всего, шел пешком от шоссе, по которому автостопом добрался из Девона.
— Где моя мать? — спросил молодой человек.
— Она в постели и отказывается вставать, — ответила уборщица.
— А эти обезьяны наверху, грохочущие по дому, — скорее всего, полицейские?
— Они обыскивают комнату Лауры.
— Зачем, ради всего святого? Чего они хотят там найти?
—
Сын хозяев дома автоматически подошел к вновь зазвонившему телефону и снял трубку после второго звонка.