Чёрный пёс

— А как насчет девочки, Лауры?

— Она никогда не ходила в деревенскую школу. Была для этого слишком взрослая. И школу в Идендейле она тоже не посещала. Училась в частной. В той, что расположена в Уордфорте, как она там называется?

— Хай Каррс.

— Вот именно. Они каждый день утром отвозили ее туда на машине, а во второй половине дня привозили. А на уикенды они все время куда-то уезжали — на шопинг в Шеффилде или что-то в этом роде. Всякие эти уроки верховой езды и бог знает что еще. Она никогда не имела ничего общего с девочками из деревни — так же, как и с мальчиками, — хотя многие из них хотели бы узнать ее получше. В этом я уверена. Родители или держали ее взаперти в доме, или увозили куда-нибудь подальше. Так что она никогда не была настоящим жителем деревни. Ни она, ни ее братец. Да и как они могли ими быть в такой ситуации?

— А как хорошо, по-вашему, Лауру знал ваш муж?

Гвен неожиданно вспыхнула и со звуком, напоминающим рычание, продемонстрировала свои вставные зубы. Купер откусил слишком большой кусок печенья и чуть не поперхнулся.

— Ты что, совсем меня не слушал? — сердито спросила пожилая женщина.

— Конечно, слушал.

— А разве я не говорила, что он мне ничего не рассказывает? Откуда мне знать, знал ли он ее вообще? Здесь она никогда не бывала — я имею в виду в этом доме. Так что откуда мне знать?

— Прошу прощения, — искренне произнес Бен. — Я, наверное, спрошу его самого.

— А ты что, думаешь, что тебе он что-то расскажет?

— Это в его собственных интересах. Отказ в сотрудничестве ничего ему не даст.

— Попробуй объяснить это ему. Могу только пожелать тебе удачи.

Гвен расслабилась в своем кресле, успокоившись так же внезапно, как и вспыхнула, и робко посмотрела на полицейского, как будто ей было стыдно за свою несдержанность.

— Я слышал, что он слегка повздорил с моим начальством? — задал Купер следующий вопрос, аккуратно стараясь выяснить интересующие его вещи.

— И до сих пор считает, что поступил правильно, — сказала старушка и, вздохнув, поставила недопитую чашку на столик. — Он всегда был «мальчиком наоборот». Упрямцем. Сколько я его знаю, он ничуть не изменился. В юности я любила его за это. Тогда я думала, что это в нем говорит мужская гордость. А теперь… теперь он упрям как осел, как я уже сказала. Старый упрямый негодник Гарри Дикинсон. И все об этом знают.

По тому, как Гвен сказала это, Купер решил, что упрямство и сейчас оставалось основной чертой, которую она любила в своем муже. Сейчас, когда физическая привлекательность осталась далеко позади, а романтические чувства давно превратились в простую привычку, в ее Гарри все еще было нечто такое, что заставляло ее голос смягчаться, а выцветшие глаза — смотреть куда-то далеко-далеко, сквозь стены дома в счастливое прошлое. Может быть, после свадьбы их совместная жизнь и не была счастливой, но место счастья заняло что-то другое — некая стабильность и необходимое равновесие. Эта старая пара напоминала две древние скалы, прислонившиеся друг к другу на Вороньем склоне. Они уже стали неровными и шероховатыми, их твердые поверхности уже все изрезаны временем, но они упрямо повторяют контуры друг друга. И если одна из этих скал упадет, у второй не останется будущего.

— Конечно, сейчас он больше думает о своих дружках, чем обо мне, — пожаловалась Гвен. — Об этих Сэме Били и Уилфорде Каттсе.

— Я уверен, что вы ошибаетесь, — возразил Купер.

— Хелен мне тоже так говорит. Но я в это совсем не верю.

— Он ведь давно их знает, правда?

— Всю свою жизнь. С детства. Он и меня-то тогда еще не знал. Когда выходишь замуж, то надеешься, что станешь самой важной в жизни твоего мужа. Но Гарри никогда не позволял мне вставать между ним и его дружками.

На какое-то мгновение голос миссис Дикинсон опять стал жестким, и она твердо взглянула на Бена, как будто это он вернул ее к действительности.

— Они, знаешь, вместе работали в шахте, — продолжила Гвен свой рассказ. — И в армию их призвали тоже вместе. Они тогда были совсем молодыми. Служили в одном и том же полку и вернулись домой, сблизившись больше чем когда-либо. Потом вернулись на шахту — но война убила добычу свинца в этой стране так же легко, как убила тысячи молодых людей. Так что теперь они добывали не свинец, а кое-что другое.

— Плавиковый шпат и известняк, — кивнул полицейский.

Свинец здесь добывали начиная со времен Древнего Рима. Купер знал, что его все еще добывают в одной из местных шахт, но теперь уже как сопутствующий продукт. Основными же продуктами добычи были минералы, необходимые современной промышленности. Известняк, который добывался во всех окрестных шахтах и каменоломнях, можно было найти буквально во всем — от аспирина до клея для плитки, от моющих средств до бетона. А еще были другие горные породы — тяжелый шпат, цинковая обманка и карбонат кальция, не говоря уже об уникальном поделочном плавиковом шпате, который все называли «Синим Джоном». Казалось, что минералам, скрытым под поверхностью Скалистого Края, не будет конца. А вот свинец был больше никому не нужен.

— Но они, должно быть, давно на пенсии? — уточнил Бен.