Музыка боя — понятие довольно абстрактное и вполне растяжимое. Для меня лично начальным аккордом этой самой музыки прозвучал громкий хруст ломающихся костей, а затем глухой стук падающего тела и сдавленный стон, — надо отдать должное, парень не заорал как резаный, хотя боль, поверьте, была ужасной.
Однако разглядывать первые результаты собственного труда было некогда, потому что его напарник вспомнил наконец старую истину, что внешность порой бывает обманчива, и бросился на меня, растопырив руки так, как, должно быть, по его мнению их наверняка растопырил бы в подобной ситуации Брюс Ли…
Увы, бедняга не был Брюсом Ли, и мой кулак прошел через его, с позволения сказать, блок безо всяких затруднений, а в конце своего короткого путешествия смачно врезался в его кадык. Снова хруст, но уже несколько иного тембра, и я бросил этого, потому что надо было добить того, а этот несколько секунд вполне мог подождать — ему торопиться было уже некуда.
И вдруг справа раздался стук. Стук металла о деревянный пол, свидетельствующий о том, что "одноногий" решил меня опередить и вытащил пушку. Но лучше бы он этого не делал, ибо только вытащить мало, надо еще успеть ею воспользоваться, а вот этого-то он и не успел, потому что расклешненными как пятерня голодного вампира пальцами я ударил его в лицо, по ходу дела решив заодно и поинтересоваться анатомией человеческого глаза. Точнее, обоих глаз. Плюс — ребром ладони по шее. Плюс… Ну, это уже лишнее. Это уже натурализм.
Когда он затих и перестал дёргаться, я вытер пальцы о его одежду и вернулся ко второму. Всего на несколько секунд…
Потом я покурил, воспользовавшись сигаретами и зажигалкой поверженного врага, что было справедливо, — победителю всегда достаются конь и доспехи побежденного, я же благородно завладел лишь его табачным дымом. Я курил и прислушивался к звукам ночного дома.
Порядок.
Ночной дом молчал.
Окончательно убедившись, что женщины ничего не услышали и не проснулись, я вышел на крыльцо, где сделал для себя два вывода: первый — пса и след простыл, второй — до рассвета осталось около часа.
После этого я вернулся в дом, поднявшись по лестнице, подошел к комнате Маргариты и постучал в дверь.
Маргарита не отозвалась.
Тогда я постучал сильнее.
И снова тишина.
Еще сильнее — и, слава богу, за дверью послышались шаги босых ног, и испуганный женский голос спросил:
— Кто там?
— Ваш беспокойный гость, Рита, — почти прошептал я. — Откройте, это очень важно.
Наверное, с полминуты из-за двери не доносилось ни звука: видимо, хозяйка размышляла, что же это взбрело мне в голову. Наконец щелкнул замок, и, не дожидаясь официального приглашения, я пулей влетел в спальню. М-да, похоже, она действительно испугалась.
Но я ее понимал. Облаченный в одни лишь трусы, я несомненно представлял собой грозное зрелище для толком еще не проснувшейся молодой и красивой женщины, одетой в крошечную ночную рубашку до пупа и трусики типа "веревочки". При свете слабого ночника я тем не менее, конечно же, все моментально разглядел — и ее самое, и ее реакцию на мое живописное появление, а потому приложил палец к губам:
— Тсс… не кричите, пожалуйста! Я пришел не за тем, о чем вы подумали.
Маргарита смотрела на меня полуосоловелым взглядом, и я смекнул, почему так долго стучал, — она приняла снотворное.
Наконец бледные губы дрогнули:
— А… зачем вы пришли?
Не стану вникать во все нюансы того деликатного диалога, а передам лишь самую суть.
Я сказал:
— Мне нужна машина. Ваша здесь?
Она медленно кивнула:
— Конечно, здесь. В гараже. Но почему сейчас?!
Я покрутил головой:
— Слушайте, об этом потом. У меня нет времени, но поверьте, Рита, это очень и очень важно…
Думала она примерно с минуту. Наконец решительно тряхнула волосами и направилась к креслу, на котором лежала дамская сумочка, и достала оттуда связку ключей. (Ей-ей, покуда она расхаживала так по комнате да еще вдобавок наклонялась за сумочкой, я едва не растерял весь свой деловой настрой. Но гигантским усилием духа и воли взял себя в руки и — не растерял.)
— Вот, — протянула Маргарита ключи. — От машины, гаража и ворот.
— Спасибо, — тихо проговорил я и… положил руки на ее обнаженные плечи.
Глаза Маргариты округлились, а тело задрожало.
— Что вы делаете?.. — еле слышно прошептала она, но я уже потащил (да нет, конечно же, не "потащил", а… повлек, — вот именно — "повлек") ее к кровати…
Слушайте, она вроде бы как и сопротивлялась, однако вроде бы как и не очень. И полагаю, что если бы я и в самом деле захотел сотворить то, о чем наверняка подумала сейчас она, я бы это и сотворил. Но мне нужно было сделать совсем другое.
И вот на кровати…
И вот на кровати я нежно-нежно опустил пальцы на основание грациозной лебединой шейки Маргариты и одними губами проговорил:
— Прости, Рита.
— Что?.. — не поняла она, но уже через секунду, сдавленно охнув, обмякла. Я бережно уложил ее голову на подушку и накрыл легким покрывалом. Естественно, не голову, а все остальное.
А потом я пошел в свою комнату.