Мы спустились вниз все вчетвером. Всем было интересно. На площадке не было никаких следов огня, а в воздухе отсутствовал запах дыма. В проломе было темно, свечи полностью прогорели и погасли. Перед подъездом не осталось никаких следов от колёс пожарных машин, от шлангов, от воды. Дом спал, и вокруг все спали. Только мы сидели на лавочке, прижавшись друг к другу, было прохладно.
— Холодно что-то. Может, домой пойдём? — предложила Лариса.
— Пойдём, мне завтра к восьми.
— Спаточки хочу, а перед этим поесть — ваша доченька голодненькая, — сказала Лиза.
— Да, домой надо идти. Спать хочется, — согласился со всеми я и пошёл первым. — Надеюсь, мне не приснится больше пожар. Я бы предпочла сон о мороженом и шоколаде…
Мы медленно поднимались в свою квартиру.
— Привиделось четверым, запах гари, звуки, люди вокруг…
— Может, нам стоит уехать на время? — спросила Лариса.
— Очень может быть. Да. Лучше на время снять квартиру… Было четыре часа ночи. Мы дошли до постелей.
Глава IX
На оцифровку архива ушло полторы недели. Эту работу я делал на новом месте, мы срочно сняли квартиру на два месяца у своих друзей, которые уезжали в командировку и искали, кто бы мог присмотреть за остающимися котом, аквариумом и цветами. Наши интересы совпали: мы экономили на арендной плате, они же спокойно могли ехать, не боясь оставлять квартиру и своих домочадцев.
В нашей семье все продолжили свои обычные занятия: ходить в школу, в институт, на работу. В свободное время и вечерами я просиживал над архивом, вычитывая старые тексты.
Дело продвигалось медленно, над одной строчкой я мог просидеть час, пытаясь разобраться в чужом почерке: в некоторых словах не читались буквы: либо стёрлись, либо при фотографировании отсвечивала бумага; бывало, что в тексте использовались сокращения, которые мне были незнакомы. Почерк писавших был достаточно ровным (классическим, в отличие от моего), но, случалось, становился торопливым, нервным, и тогда я выписывал буквы, те, что мог понять, и составлял слово заново.
Муромцев копировал архив не всё подряд, а выборочно. Получался разрыв. Я не анализировал тексты, а лишь раскладывал механически страницы по папкам по темам, датам или сохранившейся нумерации. Техническая работа.
К концу работы архив условно разделился на три части.
Часть I. Документы Александра Андреевича Романовского, полковника, надворного советника, учёного, исследователя. Убит в 1912 году.
Часть II. Документы Дмитрия Николаевича Поклонова, профессора, химика, учёного, исследователя. Убит в 1918-м (?).
Часть III. Документы Мефодия Михайловича Муромцева, полковника, следователя управления НКВД, убит в 1946 году.
Все трое погибли. Я завел папку, свою под номером IV. И знаете, мои милые, о чём я? Надпись «погиб» на папке под моей фамилией меня бы не обрадовала. Компания, вне всяких сомнений, достойная, но не так хочется завершить свою жизнь.
Я вспомнил 1980-й, свою часть в тогдашнем городе Жданове… Ко мне подошёл старший лейтенант, не помню его фамилию, чуть старше меня по возрасту и спросил: «Мы формируем группу в Афганистан, полетишь?» Я удивился: в полку я был не на лучшем счету; получить увольнительную для меня — редкость, чаще всего выходные я проводил в наряде: патруль, караул, кухня. Но… с другой стороны, лишь меня одного по утрам пропускали без всяких документов через КПП, чтобы я мог пробежаться по шоссе, ведущему к аэродрому, территория части была для меня маленькой. Я бегал, занимался на спортплощадке, в столовой ел за троих, несмотря на ворчание старослужащих, и если были деньги — ходил в буфет, где объедался пирожными (сладкого не хватало). Меня терпели и даже дали отпуск. Когда подошёл малознакомый старший лейтенант, я удивился и обрадовался: а как же, Афганистан, приключение.
— Согласен. Только вот у меня отпуск на десять дней.
— Полетишь со второй группой. Доберём оставшееся оборудование, машины.
Когда я вернулся из отпуска, то узнал, что наш Ан-12 был сбит ракетой при посадке. Все погибли. Так это было или нет, но этот офицер, как и мой сослуживец, в полк не вернулся. Больше самолётов из части не отправляли. Меня к тому времени отправили из полка на дембельский объект, где собрались такие же, как я, «штрафники». Мама потом мне говорила, что ходила в военкомат, просила не отправлять меня в Афганистан, её заверили, всё-таки «единственный сын кормилец»…
А ведь случай, я мог запросто оказаться в том самолёте, рядом с корешом с Карпат. Что же я опять лезу-то?
Романовский Александр Алексеевич
Документов, относящихся к архиву Романовского, было немного — три листа. Большей частью это были выписки из статей, книг по истории народных поверий, о колдовстве, о нечистой силе и его собственные записи.