Чёт и нечёт

Затем все проследовали сначала направо и осмотрели «комнату Светланы», где в последние годы размещалась библиотека, и расположенную рядом то ли запасную спальню, то ли кабинет. За «комнатой Светланы» начиналась галерея, ведущая в оранжерею, но туда экскурсантов не повели и предложили осмотреть «большую» столовую, служившую «вождю» также и главным рабочим кабинетом. Это был довольно просторный зал с широким эркером, обращенным на восток. Здесь Ли увидел тот самый — громадный, почти на всю длину зала — обеденный стол, о котором говорил Иван Михайлович. Посетителям рассказали, что покойный «вождь» чаще всего работал именно в этой комнате на самом дальнем краю стола. Там же был большой диван с удобной спинкой и валиками, на который его перенесли после удара и где он умер. Говоря об этом, экскурсовод почему-то перешел на шепот, как будто смерть Хозяина продолжала быть «государственной тайной»…

Ли постоял у края стола и, закрыв глаза, представил себе вакханалию собиравшихся здесь истязателей и убийц. И подумал о том, что, возможно, он сейчас оказался в той точке, где сходились все «сигнальные нити» кровавой паутины, опутавшей прекрасную страну, а здесь, на этом месте, сидел «Главный Паук». Дернет за одну ниточку, и на Урале сотня человек попадет в застенки, а несколько тысяч отправятся «на лесоповал», дернет другую — и в Питере возникнет «шпионский центр», сотни погибнут в муках, а десятки тысяч вывезут в Сибирь. Дернет третью, и в Минске грузовик «случайно» давит Михоэлса… Сколько же лет гуляло по стране Зло, управляемое отсюда, и где оно притаилось сейчас? Ответить самому себе на этот вопрос Ли тогда еще не мог.

Рассматривать в «большой» столовой было нечего: всего несколько литографий украшали ее стены, а самым запоминающимся экспонатом был выполненный каким-то умельцем макет по картине Шишкина «Утро в сосновом лесу».

Тем временем сопровождавший закончил декламировать длинный список сиживавших за этим столом «замечательных людей», не уступавший гомеровскому списку кораблей, отправившихся воевать Трою (замученный по приказу, отданному «вождем» отсюда же, Осип Мандельштам, по его собственному признанию, сумел дочитать этот список лишь до середины…), и пригласил собравшихся, заглянув в спальню, перейти потом через вестибюль в «малую» столовую, занимавшую северо-западный угол здания.

Спальню Ли осмотрел вскользь. Его, правда, немного удивило, что кровать в ней стояла перпендикулярно стене и на некотором от нее отдалении. Ли даже спросил, было ли так при Хозяине, и получил утвердительный ответ. Ночного горшка под кроватью не было, поскольку туалет находился рядом, судя по тихому плеску воды, а покрывало на кровати оказалось очень коротким. «Вероятно, чтобы сразу увидеть агентов мирового сионизма, если они попытаются затаиться под кроватью», — подумал Ли.

Но в «малой» столовой уже у самого ее порога у Ли возникло ощущение, что он уже здесь много раз бывал. Без какого-либо усилия воли он отключился от происходящего вокруг и увидел эту же комнату не в дневном, а в электрическом свете, услышал потрескивания дров, а потом и увидел горящий камин, увидел Хозяина, укрытого шинелью и ворочающегося на диване под его взглядом. Ли показалось, что Хозяин ловит его взгляд, а поймав, закрывает глаза и бледнеет, а потом снова открывает и снова ловит… Ли перешел к камину, но видение не исчезло, и поединок взглядов повторился с той разницей, что Хозяин уже полулежал на своем диване.

В сознание Ли ворвался голос из внешнего мира:

— Вот здесь, на этом самом месте в тот памятный для обитателей дачи день один из офицеров охраны и обнаружил Иосифа Виссарионовича лежащим на полу…

Все в молчании осмотрели памятное место на ковре у дивана, а голос продолжал:

— Он был еще жив, и его бережно перенесли в «большую» столовую». Если он и приходил в сознание, то ненадолго, и никто этого не заметил, поскольку речь у него отнялась.

Когда все вышли во двор и направились к выходу, Ли сильно поотстал. К нему подошел один из местных и сказал:

— Вы опоздаете на автобус, а другого транспорта здесь не будет!

— У меня — машина, — ответил Ли и указал на видневшийся в приоткрытые ворота «ЗИМ», пригнанный Василием по «следу» автобуса.

Поскольку персональный казенный «ЗИМ» был в те годы признаком достаточно высокого положения в имперской иерархии того, кто им распоряжался, бдительный человек не стал настаивать, а понимающе и с уважением произнес:

— Ну тогда — побудьте, а то когда еще сюда попадете! Ведь даже открытие музея до сих пор еще под большим вопросом.

Не представляя себе судьбу музея, о себе Ли уж точно знал, что сюда он не попадет больше до конца своих дней, и он спросил своего собеседника:

— А вы здесь были при Сталине?

— Да, последние четыре года.

— И весь месяц перед смертью?

— Да.

— Он что — не выезжал отсюда в феврале?

— Да, во второй половине ни разу. И даже к людям выходил редко, все больше был в «малой» столовой с книгой, но мне казалось, что он ее и не читал вовсе, только держал раскрытой.

— А что-нибудь странное в его поведении кто-нибудь заметил?