Чистая душа

— В самом деле? Вот спасибо! Значит, вы обо мне столь высокого мнения? Значит, я еще могу завлекать молодых девушек? А я-то полагал, что не могу увлечь даже женщин постарше… ха-ха-ха!..

— Значит, вы отказываетесь? — спросил Башкирцев.

— Категорически!

— А ведь мать ребенка сама призналась.

— Не может этого быть!

Сания поддержала Башкирцева:

— Карима сама мне призналась. Она лгать не будет. Конечно, для вас это очень печальный факт. И не только для вас… Но что поделаешь! Ее ведь никто силой не заставлял говорить этого.

Мухсинов стал серьезным.

— Не знаю, — озадаченно произнес он. — Если никто не заставлял, никто не подучивал, как могла бы она решиться сказать такое?

— Это и так видно. Ребенок очень похож на вас, все это говорят.

— На меня похож?

— Как две капли воды. Давно все говорят. Спастись от народной молвы очень трудно.

— Где эта бессовестная? — закричал Мухсинов. — Давайте ее сюда! Пусть скажет, глядя мне в глаза!

— За этим дело не станет, — сказал Башкирцев, — Пригласите ее сюда, товарищ Ибрагимова.

Сания вышла. Башкирцев молчал. Слышно было только неторопливое тиканье старинных часов.

— Н-да-а-а! — сказал Мухсинов. — Мне и в голову не приходило, что Ибрагимова способна так ловко плести интригу. Вот тебе и правдивая, честная женщина!

— Не торопитесь делать вывод, товарищ Мухсинов.

— Мстит она мне, что ли? Неужели думает, что кто-нибудь поверит ей, глупая?

Башкирцеву, видимо, не хотелось, чтобы о Сании говорили плохо.

— Трудно поверить, что это правда, — сказал он. — Но, во всяком случае, Ибрагимова…

В этот момент Сания вернулась, и опять установилась тишина. И теперь надолго. Наконец сообщили, что Карима пришла.

— Пусть войдет, — сказал Башкирцев.

Тик-так… тик-так… — в тишине выговаривали стенные часы.

4

Высокая белая дверь открылась, и на пороге появилась Карима с ребенком, завернутым в лоскутное одеяло. Она сделала несколько шагов и нерешительно остановилась. Посмотрела на сидящих у стола ясными черными глазами. Ее лицо, зардевшееся от смущения, казалось особенно молодым и привлекательным.

Даже Мухсинов, который решил заранее сердито распечь Кариму, увидев ее, такую милую и красивую, невольно смягчился. Однако он не показал теплых чувств, шевельнувшихся у него в душе.

— Подойдите ближе, — мягко обратился к Кариме Башкирцев.

Карима подошла к столу.

— Не смущайся, ты ведь теперь не ребенок, — сказала Сания. — Вон отец хочет посмотреть на Азата.

Карима повернулась к Мухсинову. Мухсинов мрачным взглядом смотрел на нее.

— Скажи-ка, дочка, — начал Мухсинов тихим, но угрожающим голосом, — кто научил тебя такой пакостя?

Карима испуганно прижала к груди ребенка.

— Говори: кто научил? — повторил Мухсинов.

— Никто не учил, — прошептала Карима.

— Не может быть! Не верю!..

В глазах Каримы сверкнули злые искорки.

— Я ведь никого не виню. Зачем вы ко мне привязываетесь?! — Она резко повернулась к двери.

— Погоди. — Сания встала с места. — Погоди, Карима! — Она обняла ее за плечи и вернула к столу, — Ты не бойся, скажи правду. Почему не говоришь? Боишься?

— Я ведь уже все сказала вам, Сания-апа!

— Сказала, правда. А вот Мухсинов не хочет признавать Азата своим сыном. Почему ты боишься прямо сказать при нем?

Карима посмотрела на Санию изумленными глазами.

— Что вы говорите, Сания-апа? — испуганно воскликнула она. — Он ведь его отец!

— Чей отец?

— Шакира…

Карима уткнулась лицом в одеяльце и, зарыдав, бросилась к двери.

Оторопевший Мухсинов быстро пришел в себя. Он тут же догнал Кариму:

— Постой, не спеши. Ну-ка, дай взглянуть… Это сын Шакира?

Притихшая Карима не сопротивлялась. Мухсинов взял ребенка на руки и тоненько присвистнул.

— Вот так здорово! Значит, ты говоришь, Шакир — его отец?

— Шакир, — виноватым голосом призналась Карима.

— Шакир? Так зачем ты скрывала? Вот глупая! Э-э-э!.. Значит, сын Шакира… следовательно, мой внук?.. И на меня, говорят, похож?

Башкирцев, в недоумении наблюдавший за этой сценой, подошел к ребенку.

— Дайте-ка взглянуть на него… Эге, и правда, это же твоя копия, Мухсинов! Смотри-ка ты!..

— Это же чудо! Чудо это! — повторял Мухсинов, явно не скрывая своей радости. — Гляди, гляди, смеяться уже умеет! Ах ты чертенок! — Он осторожно приблизил ребенка к себе и поцеловал в лобик. — Мой внук, а? И похож на меня… А я, дурак, всю жизнь, слепой болван, круглый ду… ду…

Подступившие слезы недали ему продолжать. Карима взяла ребенка из его рук, а Мухсинов обнял ее и ласково похлопал по спине.

— Идем-ка со мной, обрадуем бабушку.

— Ой, не надо! — испуганно попятилась Карима, — В другой раз…

— Идем, идем!

Мухсинов даже не попрощался с Башкирцевым, он вышел из кабинета, таща за собой Кариму.

В кабинете опять стало слышно тиканье часов.

5

— Ну, Сания Саматовна, что вы скажете? — спросил Башкирцев.

— Снимите меня с работы, Петр Тихонович, — сказала она тихим, безнадежным голосом. — Я не могу…

— Вот те раз! А что случилось?

— Я действительно не стою того, чтобы занимать такое большое, ответственное место. Теперь всякий скажет, что я мелочная, кляузная баба.

Башкирцев сделал недовольное лицо.