Чистая душа

Наконец вышла сестра в белом халате и поздравила с сыном. Сказала, что Сания жива и здорова.

Велика была его радость.

А сейчас?..

С высокого берега, опершись локтями на ограду, Камиль смотрит вниз, на столпившийся около дебаркадера народ.

Кого только не было в этой облепившей пристань, тревожно гудящей, как пчелиный рой, толпе. Какие чувства бушевали в ней, какие роились мысли, сколько лилось горьких слез! Был ли тут хоть один человек, который с болью в сердце не чувствовал, как дороги ему пришедшие проводить люди и как сам он бесценен для них? Не могло быть такого! Ведь каждый человек сам по себе — это целый мир, и для кого то он дороже всего на свете…

Казалось, громада чувств таится в этой толпе и не может найти выхода. Какое-то странное, торжественное спокойствие царило над колышущейся толпой, над глухим изломом голосов…

И вдруг все вздрогнуло — протяжный гудок парохода напомнил о приближении разлуки. На берегу поднялась суматоха. Неожиданно Камилю послышалось, что кто-то его окликнул. Он увидел на дебаркадере Рифгата. Около него стояли его мать, Гульсум-ханум, с Миляушей. Оказывается, окликнула Камиля Миляуша, — она махала ему рукой.

Камиль стал проталкиваться к ним, они тоже двинулись к нему навстречу.

— Тоже уезжаешь, Камиль? — спросила Гульсум-ханум. Ее приветливое, всегда готовое к улыбке лицо стало серьезным, глаза увлажнились.

Чтобы поднять настроение старой учительницы, провожавшей сына, Камиль постарался сказать бодрее:

— Почему мне не уезжать, Гульсум-апа? Чем я хуже других?

Но шутка не удалась, никто даже не улыбнулся.

— Где Сания? — спросила Гульсум.

Камиль, нахмурившись, рассказал о положении Сании и закончил просьбой:

— Надеюсь, вы позаботитесь о ней.

— Надейтесь! И я на вас надеюсь: пожалуйста, не упускайте из виду моего Рифгата.

— Не беспокойтесь, Гульсум-апа, Рифгат за себя и сам постоит.

— Ведь мальчик еще! — Глаза ее наполнились слезами, дрогнули губы. — Дитенок!..

— Ну уж, мама, зачем ты так…

Гульсум обняла Рифгата.

— Все, все, не буду!

Миляуша, стараясь не замечать смущения Рифгата, повернулась к Камилю:

— Камиль-абый, если будет время, пишите нам письма.

— Постараюсь, Миляуша. Но не забывайте и сами писать.

— Разве мы вас забудем!..

Дебаркадер покачнулся — это причалил пароход. Шум и суета усилились. Послышались рыдания, начались прощальные объятия, поцелуи. Каждый кричал, словно стараясь, чтобы все услышали только его голос, Резкие слова команд перекрывали этот шум.

Камиль, решив оставить мать и сына в последние минуты наедине, торопливо попрощался и поднялся на палубу, обращенную к дебаркадеру.

Пароход дал второй свисток, на дебаркадере все смешалось, слышен был только душераздирающий плач женщин.

Камилю стало не по себе. Что же это такое? Точно провожают навеки…

Из толпы выделился седобородый, с красным лицом старик. Подняв над головой маленький жилистый кулак, он что-то яростно кричал.

Камиль узнал в нем бессменного рабочего пристани Ялантау, потомственного водника Бабайкина.

— Бейте проклятого! — кричал старик. — И возвращайтесь с победой!

Слова эти, звучавшие необыкновенной страстью, словно придали резкий и ясный смысл невообразимой суматохе на берегу. Дрожь прошла по всему телу Камиля. Очень большую ответственность налагали эти слова, но они же вселяли твердость и веру…

Пароход отчалил. Скоро на берегу затихло все. Воцарилась тишина и на пароходе. Но огненные слова старика все еще звенели в ушах Камиля:

«Бейте проклятого! И возвращайтесь с победой!»

10

В Казани мобилизованных привели на пересыльный пункт военного комиссариата. Большой зал клуба был заполнен до отказа. Стулья были сдвинуты в угол: в просторном зале, где в мирное время танцевали сотни людей, даже на подмостках сцены вплотную сидели новобранцы. И хоть настежь были открыты все окна, в зале висела густая духота. Казалось, не найдется больше места и для одного человека. Тем не менее втиснулась вся команда, с которой приехал Камиль. Да еще кто-то нашел возможным пошутить: «Добро пожаловать, гости дорогие!»

Однако кое-кому из новоприбывших было не до шуток.

— Может, солить нас тут собираются, — проворчал Фуат. — Безобразие!

— Лучше уж помолчите! — заметил сердито Камиль.

Но долго ждать не пришлось. Новичков разделили на несколько команд. Всех молодых сразу увели, в том числе и Рифгата с Шакиром.

Камиль одним из первых попал на медкомиссию и вскоре вышел.

— Что-то очень быстро, — сказал Фуат. — Ну, что сказали?

— Годен.

— Может, как следует не смотрят?

— Если надо, смотрят. А я… На что мне жаловаться? Я здоров.

Из комнаты, где работала комиссия, один за другим выходили люди. Фуат с интересом всех расспрашивал, А Камиль сел па подоконник и собрался было писать письмо Сании.