Чистая книга: незаконченный роман

Ребята эти, не сложные по своей натуре, терпеть не могли всяких мудрствований, сомнений, колебаний. А у Бурова (сталинского типа) все просто. Все понятно. Поэтому служили ему верой и правдой.

Да, телохранители – это, может быть, отмычка ко всему, ко всей нашей революции. Тут, может быть, зародыш всех наших последующих репрессий.

Фанатическая преданность революции, желание отдать ей все вплоть до жизни. И малограмотность, требующая все упростить. Ну и, конечно, обаяние сильной личности, каковой был Буров.

В Бурова поверили единожды, поверили раз и навсегда. Просто эти два человека нуждались в приказе, в команде, в личности, которая руководила ими. И все, что он ни приказывал, делали. Его приказ – приказ революции. Отождествление Бурова с революцией…

В народе не любили и даже не терпели Бурова. Непонятен. Замкнут. Презирает всех. До конкретных людей, до конкретной жизни ему дела нет, потому что конкретный человек для него не существует. Он мыслит категориями – сословие, класс, партия. Всегда в себе, всегда одинок. Властная, деспотическая натура. И хотя все помыслы о революции, но по существу не революцию любит, а себя в революции.

Да, он говорит о народе, о его исторической роли, он марксист на словах, но народ в его представлении постольку историческая сила, поскольку он будет руководить им. А без него и народ – стихия, неорганизованная масса.

И еще – классовый подход к человеку, узкоклассовый. В деревне, если его и интересовал кто (относительно), то бедняк. Потому что бедняк принадлежит к тому классу, на который он обопрется. Середняк уже неполноценная личность, несет в себе заразу собственности.

Но, позвольте, говорят ему, ведь и среди бедняков бывают всякие люди. Разве нет негодяев, бездельников? И неужели потому, что этот скот, только потому что он принадлежит к бедняцкому классу, должен быть амнистирован, ему принадлежит будущее?

– Ты отдаешь предпочтение бедняку Афоньке перед середняком Иваном. Почему? Ведь Афонька мозгляк, бездельник. А Иван – порядочный работящий человек. Он – как-никак – строитель жизни. И что же! Установим трудовую власть. И этот Афонька будет руководить Иваном, давать ему указания. Но ведь Афонька ничего не умеет делать. Он мозгляк, пьяница. Его бедняцкое положение не только патент ему на будущее. Но ведь это бедняцкое положение и развратило его, убило в нем многие качества.

– Это барский взгляд на бедняка.

– Да откуда же у меня барский взгляд на бедняка, когда я сам бедняк.

– Ты заражен предрассудками господствующих классов. Пережитки.

– А, я заражен. А вот твой Афонька не заражен. Но почему же ты допускаешь, что я могу быть зараженным, а Афонька нет?

С другой стороны, вот сын дворянина. Честный человек. Но ведь по твоей схеме и ему не будет места в будущем.

– Болтовня. Вздохи перетрусившего интеллигента. Главное сейчас – свергнуть царизм. А не распыляться по пустякам.

– Согласен. Главное – свергнуть царизм. Но перспективу надо иметь.

– Это все мелочи. Разберемся потом.

– А не поздно ли будет разбираться потом? А ну как Афонька, вняв своему божественному происхождению, начнет костылять и Ивана и честного дворянина-интеллигента? Не лучше ли сейчас классовый подход к человеку дополнить еще и другим – нравственным.

Да, хорошо, если бедняк хороший человек. А если нет – так и сказать: извини. Но ты не можешь претендовать на особое руководящее положение.

У революции одна мерка – ценность данного человека. А то как бы не вышла пугачевщина из нашей революции. А то и хуже чего. Придут Афоньки к власти (есть Афоньки и не в бедняцком классе) – так ведь они, чтобы удержаться у власти, начнут костылять других.

То же о партии. Не выльется ли это в диктатуру кучки людей? Бесконтрольность и т. д.

Буров не интересуется жизнью деревни. Не она поведет страну к будущему. Для него жизнь в деревне – наказание. «Идиотизм деревенской жизни». Да, в лучшем случае его интересует бедняк, его ненависть к имущим, его взрывная сила. И поэзия деревни, песни, радости людей не трогают его холодное сердце. В них нет взрывной силы революции. Это муравейник, бестолковый муравейник, извечно топчущийся на одном месте, живущий по законам биологии. И этот муравейник надо взорвать, осветить великим заревом революции. В холодном сердце Бурова давно уже подписан приговор этому муравейнику.

И, проходя по деревне, он потухшими, равнодушными глазами смотрел на этот муравейник. Он был нелюдим. Выходил на гору и, скрестив руки, смотрел на потухающий запад. И тут глаза его иногда загорались, ибо там были города – его опора.

Буров не работал, не доставал продукты у крестьян. Но он охотно ел то, что доставали Вехов и Юра. И при этом у него не возникало никаких укоров совести. Так должно быть. Он теоретик. Он особая личность. Он имеет на это право.

Если бы ему сказали, что его духовный отец – Ницше, он бы вознегодовал. Но в сущности это было так. Ницше в марксистских одеждах!

Все ссыльные, даже уголовники, так или иначе проникаются интересами деревни. Он вне этих интересов.