Чистая книга: незаконченный роман

В одном из ранних набросков (3 июня 1960 года) Абрамов пишет о поведении Аникия в Гражданскую войну, когда он стал настоятелем монастыря.

Обстреливать монастырь не рискнули и большевики… Собрались богачи в монастырь, хотят ответа, что делать. А что может сказать Аникий? Святая, голубиная душа. Летом плывут пароходы по реке, сидит на горе – благословляет крестом. И сейчас как дитя. Все упования на Артемия Праведного – не допустит…

А когда вскрыли мощи, Аникий страшно удивился – не карает. А потом, как увидел, что в раке вместо мощей кости, утешился, возликовал:

– Не допустил посрамления своих мощей. Ушел.

Монастырь

Федор Абрамов хотел ввести в книгу главы о монастырях Севера, о их роли в освоении северных земель.

В архиве сохранилась объемная папка «О монастырях» с подборкой разных материалов по истории монастырей (Веркольского, Красногорского, Сурского, Сийского), об Иоанне Кронштадтском, о протопопе Аввакуме, о чудесах Артемия Праведного, о Сергии Радонежском, Андрее Рублеве, об иконах и иконописи.

Особенно интересовали писателя личности протопопа Аввакума и Иоанна Кронштадтского. «Эти две фигуры должны проходить через всю книгу, – записал он еще 19 ноября 1965 года. – Кто-то из Макаровых (первоначальная фамилия Дурыниных. – Л. К. – Л. Крутикова-Абрамова) специально ездит на место сожжения Аввакума. Уголь приносит. Ищут власти.

А в 30-е годы разговор о мощах Иоанна Кронштадтского.

Аввакум – против властей, а Иоанн Кронштадтский – за власти. Вот в чем дело. Две России».

По рассказам старожилов писатель воссоздает эпизод, происшедший в Веркольском монастыре.

Берегись, Артюшка, опалю!

Тимофеевичи были самыми богатыми в Верколе. Скота имели до 10–15 голов.

Николай Тимофеевич, когда, молодцуя, приходил в церковь или монастырь, покупал горсть свечей.

Однажды Иван Тимофеевич, продвигаясь с горстью свечей к иконе Артемия Праведного, закричал на весь собор:

– Берегись, Артюшка! Опалю! – И тут же упал замертво на пол. Упал от собственного страха.

Монахи прекратили службу, а когда богохульник пришел в себя, запели: чудо, чудо совершил Артемий Праведный.

В книжечке об Артемии Праведном сто с лишним чудес. Но это не попало.

Интересовала писателя и история староверов, их взаимоотношения с монастырем.

Почему преследовало староверов царское правительство? Ведь староверы – самая работоспособная, самая порядочная, самая предприимчивая часть русского народа. Не пьют, не курят. Не работать – грех…

Три центра в деревне: монастырь, старообрядчество, скоморошество. В праздник так: в монастырь – православные, к Алексичам (Дурыниным. – Л. К. ) – староверы, на Ежемень (Лаю. – Л. К. ) – скоморохи. У скоморохов своя служба, бесовская.

Старчество. В Веркольском монастыре вынашивалась идея старчества (на манер Оптиной пустыни). Уже был и подобран кандидат в старцы. Одни прочили Аникия, белого священника (но тот сам не хотел идти в монахи), а другие монаха Козлова, но тот вдруг впал в ересь и был сослан в скит.

Идея старчества стала вынашиваться при Варсонофии, который решил поднять престиж Веркольского монастыря.

Варсонофий. Окончил Санкт-Петербургскую духовную академию. Утонченный светский человек. Аристократ.

Абрамов хорошо понимал роль церкви, соборной молитвы в нравственном очищении людей.

Церковь. Многолюдье. Если верующие – духовный костер. И в этом костре выгорают все мерзости. Взаимодействие верующих людей.

В статье Игоря Долгополова «Всепобеждающая сила добра» об Андрее Рублеве («Огонек», 1980, № 5) писатель отмечает близкие ему размышления автора о древней иконописи, о духовном влиянии Сергия Радонежского на будущего иконописца, о великом искусстве Рублева. Привожу несколько отрывков из статьи, подчеркнутых в тексте рукой Абрамова.

«Истощенные постами апостолы словно вопрошали – что тебе надобно, инок? Живописец знал, что ему предстоит создать нечто свое, что не должно отгораживаться от жизни. Не пугать, не стращать верующих, а беседовать с ними сокровенно…

Как дивное эхо давным-давно ушедших времен, завораживают взор творения Андрея Рублева, открывшего людям прелесть неяркой красы Руси… Редкой красотой любы нам творения Рублева, ибо угадываем в них душу пращуров наших…

Любовь к ближнему, простосердечие – вот сила, которая подвигла Андрея Рублева на сотворение немеркнувших шедевров… В его произведениях говорят не почерк, не мазок, удар кисти, а сердце художника…

В искусстве древнерусской иконописи сходились самые сокровенные, заветные мечты народа, его стремление к поэзии, правде, не потому ли русская икона потрясает своей напряженной духовностью…

Сергий Радонежский. Он дал художнику юное по чистоте восприятие мира (на полях Абрамов добавляет – мудрость. – Л. К. )… В ту пору, когда люди ожесточались ходом событий, междоусобица и распри одолевали Русь, Сергий находил тихие, задушевные слова… Не мечом, топором, дубиной, не криком оголтелым – словом заветным покорял Сергий. Уверял в надобности сплочения, веры и неотвратимости победы над злом. И вот эти слова Сергия Радонежского воплощены в пластические формы Андреем Рублевым, иконы которого и через шестьсот лет потрясают проникновением в суть явления, мудростью и гуманизмом…