Чистая книга: незаконченный роман

Самая характерная черта – любознательность. Одно и то же быстро приедалось. Поэтому в попрошайничестве, в хождении по людям, в скитаниях по деревням находила даже усладу.

Раз заболела – две недели на своей печи лежала – извелась от тоски. Только и спасалась, когда старины пела.

Была дочь, но к дочери не чаще, чем к другим, заглядывала. Не лежало сердце. Да и муж был пьяница. Свою замужнюю жизнь вспоминала как тяжкий и нелепый сон. А когда умер муж – возрадовалась.

Нет, нет, не тяготилась она своей долей. Весело, любо было ей ходить по домам, просить кусочки. А будь она богатой, да ведь она и людей бы не видала. Все одно и то же – с тоски умрешь.

Махонька не кляла свою бедность, нищету. Нищета ей давала доступ к разным людям, к самым главным кладам на земле.

Когда муж умер, обрадовалась. А когда дочь замуж выдала – просто крылья выросли.

Махонька. К дневнику Юры

Человек, который жил и сейчас и в прошлом. Единственный в своем роде человек.

Маленькая, с вехоть сама, старушонка несла в себе историю со времен Киевской Руси. И как несла! Темрюковна, Илья Муромец, Китай-город – все это было для нее живым. И все это она узнала впоследствии, приехав в Москву, в Белокаменную. Соединение в одном человеке прошлого (в живых лицах) и настоящего делало ее, конечно, особенной, во всем оригинальной.

За нормального человека ее не принимали. Над ней посмеивались. Не принимали всерьез, но и побаивались.

Она не дорожила тем, над чем тряслись другие. Золото, деньги. Нет, все это имело цену для нее. Не пренебрегала этим. Но в то же время мотала направо и налево. Привезла из Москвы много кое-чего – промотала за день.

– Эх, умному бы человеку эти деньги, – говорили люди.

Махонька (недаром ее звали Махонькой), она была и во взрослом измерении и в детском. С детьми чуть ли не в куклы играла. Всерьез. Да, с детьми всерьез. Обижалась, спорила и т. д. Но и дети ее полностью не принимали. Взрослый человек все-таки проглядывал в ней, брал свое. Вот так и болталась между двумя берегами, ни к одному не прибившись – ни к взрослому, ни к детскому. И между двумя берегами жизни. С одной стороны, жила преданиями старины, с другой стороны, здорово судила (хотя и со смешинкой) о современности, о нынешней жизни.

По образу жизни. Бескорыстна. Всю жизнь побирается. Святая. Праведница. А в то же время и нет: попов ни во что не ставит. С бесами знается. Доживший до наших дней скоморох… В общем – ни то, ни се. Ни взрослый, ни ребенок – ни по телу, ни по уму, ни праведница, ни слуга сатаны, ни умная, ни глупая, ни бездельница, но и ни работница. (Самое-то любимое занятие – песня да сказка, да скоморошина, да хаханьки.) И церковь не отталкивала. Как пчела мед собирала.

Лишь в житиях святых святым удается постигнуть язык тварей и зверей, трав.

Чистому надо быть как младшие братья, ребенком быть, чтобы постигнуть язык трав и бессловесной твари.

В искусстве кто это постиг? Коненков (мир нежити, леших, кикимор), Врубель (Пан), Нестеров.

А в слове?

Махонька в Ельче

У Щепоткиных заболела любимая дочка. Вызывали врача – не помогло. Из Архангельска выписывали.

Ваня или кто-то подает совет: позовите Махоньку, Махонька словом своим вылечит.

Махонька приходит. Со Щепоткиными натянутые отношения – не почитали. И может быть, не сразу идет. Не такой человек – свистнули и как собачонка побежала. Сама с рукавицу, а гордости воз.