Чистая книга: незаконченный роман

Одно из первых собраний ссыльных – о чем?

1. Организация быта. Коммуна. Бурные аплодисменты. Все охвачены энтузиазмом, ибо у всех мечта – построить новую справедливую жизнь.

2. Как наиболее разумно провести время в ссылке. Теоретическая подготовка. Лекции. Учеба.

Но ссыльные люди молодые. Этого им мало. И скоро выясняется – куда же девать себя от безделья? Помогите, дайте работу, дайте занятия (царское правительство запретило работу, и это было самое страшное наказание). Да, сперва: учиться, овладевать знаниями. А когда же еще? Для настоящих ссыльных ссылка всегда школа, учеба, просвещение, пополнение знаний. Скоро, однако, учеба надоедает. Люди хотят работать. И многие находят себе занятия.

1. Юра Сорокин. Народознание. Надо науку такую организовать…

2. Вехов – работа. Агрономия.

3. Медик – фельдшер. Разрешили работать.

Другие, с безгласного разрешения властей, помогают крестьянам.

Ссыльные испытывают счастье. Естественное счастье сделавших полезное дело, помогших живым, конкретным людям.

А Буров клеймит их как вероотступников, как предателей революции. Как людей, отдаляющих революцию.

– Помочь людям – предать и отдалить революцию?

– А как же. Лечите, учите, облегчаете якобы жизнь. А на самом деле наносите огромный вред этим людям.

– То есть помогать – это вред?

– Вред. Это теория малых дел, которая давно осуждена.

– Вы не любите людей.

– Нет, именно вы не любите. В повестку дня России давно уже поставлена революция. Но одно из условий создания революционной ситуации – усиление гнета эксплуататоров, ухудшение жизни трудящихся. Диалектика: чем хуже жизнь у крестьян, тем скорее грянет революция.

– Да вы, да вы… Вы хотите сделать из нас угнетателей народа, да?

– Болван. Народ – это не крестьяне Копаней. Народ – это русский пролетариат – вот что прежде всего. А служить ему – приближать революцию.

– Хочу знать ваше отношение к крестьянству.

– На этот счет у нас полная ясность. Союзник пролетариата при руководстве союзом со стороны пролетариата.

– Вы хотите сказать – диктатура пролетариата.

– Совершенно верно.

– Хорошо. Диктатура пролетариата. А сколько у нас в стране пролетариата? Двадцать процентов!

– Но эти двадцать, пятнадцать процентов наиболее организованный, наиболее сознательный отряд русского народа. Наиболее культурный.

– Но почему эти двадцать процентов должны осуществлять диктатуру над семьюдесятью процентами населения, коим является крестьянство?

– Я сказал уже: он наиболее сознательный, развитой…

– Так сказать, высший тип человека?

– Если хотите, да.

– А крестьянин низший тип?

– Безусловно.

– Фигу тебе. Лимон выжатый выше лимона в соку? А рабочий по сравнению с крестьянином – это лимон выжатый. Или: трава, выросшая в подполье. Разве ее сравнишь с луговой?

Рабочий всю жизнь стоит у станка, природы-то не видал – кой черт он понимает? Это еще нищета. А крестьянин всю жизнь с землей, с полем, с лесом, со зверем, с птицей. Вы, поди, и сами не знаете ничего этого.

– Это к делу не относится.

– Относится, коли выжатый лимон предпочитаете невыжатому.

– Рабочий класс организованнее, сплоченнее, выше по сознательности. Только с ним можно завоевать власть.

– А кто будет руководить этой властью? Вы на крестьян плюете, поносите. Чего же вы в России? Езжайте, где пролетариат. Коренное население страны, создавшее такое государство, все ценности, – и низший тип?

– Я еще раз о диктатуре.

– Это вопрос не новый о диктатуре. Буржуазия во Французской революции тоже осуществляла диктатуру.

– Но она была большинством нации.

– Я повторяю: диктатура рабочего класса предполагает союз рабочего класса с крестьянством, трудящимся крестьянством. Еще Маркс и Энгельс указывали, что хорошо бы восстание рабочих крепить восстанием крестьянства…

– Это Маркс. А русских социологов вы учитываете? Герцен и другие. Они идиоты были? Ведь одно дело русский рабочий класс (из вчерашнего крестьянства) и другое – немецкий.

– Вернемся к нашей грешной жизни. Вы сказали: чем хуже живет народ, тем лучше. Но когда революция будет? Что же, в ожидании ее люди должны погибать от отсутствия медицинской помощи? Нет, я считаю, Полонский великое дело делает.

– Буров – человеконенавистник. Он не любит людей. Вот основной его порок. Он не любит человека. Он любит человечество – согласен. Но он не любит живого человека. А значит, не любит и человечество. Вот моя точка зрения.

Разговор двух социологов

С-д: – А, господин террорист.

С-р: – Слушаю, господин немец.

С-д: – Что это значит?

С-р: – А то, что вы философ немецкой социал-демократии.

С-д: – Но мы делаем большое дело, а вы своим террором лишь отвлекаете.

С-р: – Террор в условиях насилия и произвола не только допустим, но необходим. И не забывайте: во главе Пресни мы были. Мы способны не только на террор, но и на вооруженное восстание. Социал-революционеры – дальнейшее развитие русского социализма («Народная воля»), они учитывают национальное своеобразие России, ее прошлое. А социал-демократы – немецкая социал-демократия на русской почве.

С-д: – Что говорить о партии социал-революционеров, когда у нее до 1905 года не было программы.

С-р: – Программы не было, но были дела. Что важнее? А у вас программа и нет дел.

Мы убили Плеве, мы вдохновили интеллигенцию, вызвали подъем в стране (преемник Плеве – Святополк-Мирский, министр внутренних дел, – несколько изменил внутреннюю политику в сторону либерализма). А вы что, господа теоретики? Господа сектанты?

Мы готовы вступить в союз со всеми, кто против самодержавия. А вы блюдете чистоту. Потому что вам мало сбросить самодержавие, самое главное для вас – удержать свою власть. Мы же: сбросить самодержавие, а вопрос о власти – второстепенный. Власть – дело народа. Учредительного собрания.