Чистая любовь

Я хотела именно этого, а не сидеть сложа руки и жалеть себя. Хотела воплотить что-то в жизнь и не успела придумать способ, как тело решило за меня. Ноги сами понесли меня к стулу перед пустым альбомом, и я села спиной к окнам, смотря на кремовую бумагу, залитую лучами.

В студии было холодно, но я не включала обогреватель. Нет, я хотела, чтобы холод пробрал меня до костей. Дрожа, я положила альбом на колени и поставила ноги на скамеечку. Какое-то время просто смотрела на чистый лист, а сердце в груди почти не билось.

А потом я принялась рисовать.

Время летело незаметно, как и всегда, когда я погружалась в искусство. День сменился вечером, и яркий свет заходящего солнца отражался от снега и окутывал студию ореолом, словно было ниспослано с небес. Я поняла, что успокаиваюсь от знакомого звука, когда карандаш скользит по бумаге, медленно превращая ничто во что-то осязаемое. Рука была испачкана серой пылью, а спина и плечи задеревенели от неудобной позы, но я все равно рисовала.

И подбирала оттенки.

И придавала эскизу глубину и контрастность, что было весьма непросто, но этот вызов обычно служил лекарством, излечивающим любую хворь.

Вот только когда карандаш выпал из рук и я уставилась на лицо, которое всю ночь мне снилось, то не почувствовала облегчения.

Я ощутила лишь сильнейшее, всепоглощающее, непреодолимое желание исправить все свои ошибки.

Я изобразила на этой бумаге Логана: морщинки вокруг его глаз, когда он улыбался, ямочку на щеке. Казалось, одной рукой он обнимает человека, смотрящего на рисунок, а другую просунул под подушку, на которую положил голову. Простыни сбились вокруг его талии, и я подчеркнула изящные линии его подтянутого живота. Волосы у него были растрепаны, как мне нравилось, а сам Логан смотрел на меня так, словно ничего важнее для него во всем мире не было.

Я смотрела на него так же.

Я вздохнула, положила карандаш на блокнот и провела руками по лицу. Меня ни капли не волновало, что я наверняка испачкала лицо карандашной пылью. Я хотела стереть усталость, головную боль, стресс.

Опустив руки, я посмотрела на фотографию, на которой он ел пиццу и делал заметки в первый день, когда мы работали в студии. Сердце подскочило к горлу, и я безуспешно пыталась проглотить его, смотря на Логана.

Я помнила только один судьбоносный момент в своей жизни.

Той ночью отец предпочел мне свою репутацию. Той ночью он ясно дал понять, что мои безопасность и благополучие стоят для него на втором месте после связей, необходимых ему для бизнеса. И тогда я сделала выбор. Я решила больше не полагаться на свою семью, не соблюдать правила, которые они для меня устанавливали, найти свой путь и отринуть все, что думают по этому поводу другие. Я выбрала правильный, трудный, но справедливый путь против неверного, легкого и несправедливого.

А теперь поняла, что нахожусь в том же опустошающем, но волнующем моменте.

Я находилась на грани принятия решения, которое изменит все. Я больше не смогу просыпаться, живя прежней жизнью в комфорте и уверенности, будто обрела покой. Потому что, как только я сделаю выбор, все изменится, и хотя этот путь был сложнее, он все же праведный.

Я встала, отложила набросок и подошла к фотографии Логана. Сердце гулко билось, и я приложила ладошку к груди, успокаивая его, как могла.

Логан стоил того.

Он стоил всего.

И я поступлю правильно ради него, чего бы мне это ни стоило.

Такое я дала обещание.

Логан

Я же тебе говорил.

Вот какой была негласная тема этого рождественского дня.

Я чувствовал, как парят в воздухе эти слова, почти слышал, как их проговаривают моя мать, братья, я сам, хотя все молчали.

По сути, это Рождество ничем не отличалось от предыдущих. Вчера вечером после вечеринки на винокурне мы все собрались у мамы, и она испекла печенье, которым мы украсили елку, как делали это с самого детства каждый сочельник. Пел мамин любимый Фрэнк Синатра, а мы все переоделись в одинаковые пижамные штаны и, хотя вели себя тише обычного, а внутри я был полностью уничтожен, внешне мы сохраняли спокойствие.

Никто не заговаривал о повышении.

Никто не спрашивал у меня про Мэллори.

Никто не показывал, что нам всем больно, что мы расстроены, что снова Скутеры проявили неуважение к нашей семье.

Наоборот, мы с братьями нацепили счастливые мины ради мамы, а она – ради нас. Мы испекли печенье, смотрели старые рождественские мультфильмы, а потом соорудили большую лежанку посреди гостиной. Мы с братьями спали на полу, а мама – на диване, и хоть и казалось странным, что Ноа нет рядом, дом все равно оставался домом.

А за окном было Рождество.

Как бы хотелось, чтобы я чувствовал такую боль в дождливый холодный день в середине ноября. Как бы хотелось побыть одному в своей постели, в своем доме. Я словно предавал свою душу, желая все исправить, желая бежать к человеку, который причинил мне боль, какую я не испытывал с тех пор, как умер отец, вместо того чтобы открывать подарки, есть роскошный рождественский ужин, притворяться, что мне не все равно.