Читаем Чистая речка полностью

После уроков я подождала Машу у дверей. У меня было двадцать вариантов – как лучше сказать, чтобы она поверила. Но когда Маша остановилась и молча стала смотреть на меня, я так же молча показала ей колечко.

– Что это? – удивилась Маша.

– Я ездила в Москву в тот день, на кладбище, к маме. Нашла там около могилы это кольцо.

Маша молчала и слушала.

– Меня не было в школе, понимаешь, – сказала я.

– Ты была на первом уроке.

– Маш, я убежала с первого урока и поехала в Москву. Мне настолько было не до твоего пальто, ты не представляешь. Зачем оно мне нужно? У меня все есть. И я не краду. Есть люди, которые крадут, а есть, которые не могут. Понимаешь?

Маша посмотрела мне в глаза.

– Да, я так и подумала. Я так и маме сказала. Что у тебя другие проблемы и ты не такая…

Маша очень похожа на меня и как будто младше года на два, хотя мы ровесницы. Она обняла меня:

– Все, забыли, хорошо? Мама жалобу писать не будет, ей не до этого сейчас. Бабушка, и вообще… Вернули пальто, и ладно.

Я бы хотела рассказать Маше про Веселухина, про те противоречивые чувства, которые меня обуревают со вчерашнего дня, про Виктора Сергеевича, про наш странный, ни на что не похожий ужин, про его удивительную ванную с таинственными переливающимися орнаментами на стенах, про драку около детского дома… Но решила чуть подождать.

Пусть улягутся страсти, я сама хоть немного разберусь со своими чувствами, а потом уже буду рассказывать. Потому сейчас я и сама не знаю, что говорить. Разве что делиться своей сумятицей. Вере я, может быть, и рассказала бы. И то вряд ли. Мне сейчас не хотелось бы слышать никаких «взрослых» советов, вроде тех, что давала мне наша и.о. директора. Здесь как-то все не так. Тоньше. По крайней мере, у меня. А мальчики со своей сумятицей пусть сами справляются, я имею в виду Пашу и Виктора Сергеевича.

Паша и так, увидев у меня телефон, весь опять извелся, крутился около меня, крутился, то подмигивал, то задирался, то беспомощно улыбался, когда я взглядывала на него. Он как-то понял, что телефон имеет отношение к Виктору Сергеевичу. У влюбленного человека все чувства обостряются. А мозги отключаются.

Сам Виктор Сергеевич написал мне еще три сообщения, одно глупее другого, а потом все-таки позвонил:

– Как дела, Брусникина?

– Хорошо, Виктор Сергеевич. Отвечаю вашим девушкам. Пишут и пишут.

Я услышала, как крякнул в трубке Милютин.

– И… что пишут? Про погоду? Или что-то неприличное?

– Неприличное, – заверила я его. – Вас ищут, скучают.

– Так, Брусникина, знаешь, что… Я в школе буду к трем, не уезжай, меня дождись, я тебе новый номер привезу. И денег на него положу.

– Посмотрим, – сказала я и временно отключила телефон. Ведь мне на него пока, кроме Виктора Сергеевича и его девушек, никто позвонить не мог.

На шестом уроке, на физкультуре, мы играли в волейбол. Я играю хорошо и вообще люблю физкультуру. Из всего, что мы делаем на уроке, я не умею только лазать по канату. И то, мне кажется, у меня просто внутренний протест – я не обезьянка, я это точно знаю. А лазанье по канату мне кажется какой-то животной игрой. Не зря это не входит ни в какие официальные соревнования и олимпиады. На волейболе Веселухин, естественно, оказался каким-то образом в моей команде, хотя, когда мы рассчитывались, я была первая, он – второй. Он все крутился около меня, прыгал, мешал играть, нарочно задевал меня. Наконец я обернулась к нему:

– Паш, ты лучше скажи, что хотел сказать, а то проиграем из-за тебя, ты сам не играешь и мне мешаешь!

– К нему пойдешь сегодня? – с ходу выпалил Паша и пропустил очередной мяч.

Я только пожала плечами. Знала бы я, что Паша такой ревнивый павиан, вчера все бы было по-другому. Ничуть мне не была приятна эта его безудержная ревность, нисколько.

– К нему пойдешь?! – второй раз проорал Паша уже так громко, что слышали не только все наши, но и учитель физкультуры, маленький Георгий Андреевич, который в это время разговаривал по телефону у окна.

– Веселухин, с тобой все в порядке? – спросил физкультурник, подойдя к Веселухину, и слегка пихнул его в живот. Ростом он оказался почти на голову ниже Паши.

Георгию Андреевичу не больше двадцати пяти лет, это точно, но такой бешеной популярностью, как Милютин, он в школе не пользуется, а при этом, на мой взгляд, довольно симпатичный, даже милый человек. Просто он скромный, застенчивый, удивительно для спортсмена, но это так. Хотя с нашими мальчиками ему приходится быть грубым, иначе бы они срывали уроки.

– В порядке! – буркнул Веселухин и так хватил по мячу, который предназначался вовсе не ему, что мяч изо всех сил подскочил, ударился о потолок и попал в Песцова, прямо в голову Аркаше.

Песцов на физкультуру ходит редко, но как ни придет, с ним обязательно что-то случается. Если должны треснуть старые брусья, они треснут именно под ним, оборваться канат, который до этого выдерживал самых толстых, – это случится с Песцовым. А уж все мячи в глаз, голову и живот прямым попаданием – это, без разговоров, для Аркаши. Не понимаю, какой тут работает закон, но точно не закон хаоса.

Перейти на страницу:

Все книги серии Там, где трава зеленее... Проза Наталии Терентьевой

Училка
Училка

Ее жизнь похожа на сказку, временами страшную, почти волшебную, с любовью и нелюбовью, с рвущимися рано взрослеть детьми и взрослыми, так и не выросшими до конца.Рядом с ней хорошо всем, кто попадает в поле ее притяжения, — детям, своим и чужим, мужчинам, подругам. Дорога к счастью — в том, как прожит каждый день. Иногда очень трудно прожить его, улыбаясь. Особенно если ты решила пойти работать в школу и твой собственный сын — «тридцать три несчастья»…Но она смеется, и проблема съеживается под ее насмешливым взглядом, а жизнь в награду за хороший характер преподносит неожиданные и очень ценные подарки.

Марина Львова , Марта Винтер , Наталия Михайловна Терентьева , Наталия Терентьева , Павел Вячеславович Давыденко

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Самиздат, сетевая литература / Проза прочее / Современная проза / Романы
Чистая речка
Чистая речка

«Я помню эту странную тишину, которая наступила в доме. Как будто заложило уши. А когда отложило – звуков больше не было. Потом это прошло. Через месяц или два, когда наступила совсем другая жизнь…» Другая жизнь Лены Брусникиной – это детский дом, в котором свои законы: строгие, честные и несправедливые одновременно. Дети умеют их обойти, но не могут перешагнуть пропасть, отделяющую их от «нормального» мира, о котором они так мало знают. Они – такие же, как домашние, только мир вокруг них – иной. Они не учатся любить, доверять, уважать, они учатся – выживать. Все их чувства предельно обострены, и любое событие – от пропавшей вещи до симпатии учителя – в этой вселенной вызывает настоящий взрыв с непредсказуемыми последствиями. А если четырнадцатилетняя девочка умна и хорошеет на глазах, ей неожиданно приходится решать совсем взрослые вопросы…

Наталия Михайловна Терентьева , Наталия Терентьева

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза