Чистилище. Книга 1. Вирус

«Хорошо еще, что он ко мне не пристает», – думал Лантаров. Лицо, самочинно объявившее себя духовным, его попросту не замечало. Правда, однажды он задумался: почему все, решительно все люди, которых он видит в новой, переломанной жизни, вызывают у него преимущественно негативные эмоции? Пожалуй, единственным человеком, кого Лантаров вспоминал с добрыми чувствами, был Шура. Но его уже не было рядом и, не исключено, вообще никогда не будет.

И все же смена палаты ознаменовала основательную перемену в новой жизни Лантарова. Парень догадывался, что, вероятно, это Шура проявил заботу о нем и оплатил несколько облегченное существование в больничных условиях. С некоторых пор медики не заговаривали с ним ни о деньгах, ни о родственниках. Но зачем Шура это сделал? Ведь сам он оставался до выписки в общей палате, а вот о нем позаботился. Кирилл испытывал давно утерянное чувство сыновней благодарности и признательности. Как терпящий бедствие в море, которого с тонущего корабля пересадили наконец на спасательную шлюпку. И Лантаров пообещал себе, что отблагодарит товарища.

Впрочем, отношение к Шуре окружающих, как случайно выяснил Лантаров, было неоднозначным. Однажды он оказался свидетелем прелюбопытного спора двух медсестер, менявших постельное белье в их палате. Одна из них, худощавая женщина лет тридцати, обращаясь к нему, язвительно спросила:

– Что, не приходит благодетель? А я сразу определила: ненормальный. И не ошиблась. Говорю тебе, не приедет.

Лантаров не сразу понял, что речь о Шуре.

– Ну, чего ты, Маша, вредничаешь? – возразила ей вторая, полная и с виду простодушная женщина. – Хороший ведь мужик. И шоколадку принесет, и людям добрые слова скажет, и больным гостинцы носит.

И женщины принялись ловко управляться с его телом, вытаскивая одну и одновременно подстилая другую простынь. Действовали они осторожно, быстрыми, выверенными движениями.

– Да нет же, Тамара, я знаю, что говорю, – как-то недружелюбно настаивала первая. – Советы раздавал направо и налево, умник… Чего лезешь со своими советами, ты что, врач, что ли?!

– Да он просто в современную медицину не очень верит, – вторая продолжала защищать Шуру. – Я за ним наблюдала. Говорят, он болел сильно, но сам себя излечил…

– Ну, да, верь бредням всяким. Небось, слухи распускает, чтобы цену себе набить, целитель хренов… Чего тогда в больницу приперся, если знаток такой?

Вот оно что! Лантарова осенило: наверняка Шура что-то сказал такое, что шло вразрез с рецептами докторов. А эта стерва, видно, невзлюбила Шуру. А вдруг врачи ему запретили приезжать сюда? Ужас перед одиночеством оказался острым и всепоглощающим. В мыслях он уже стал ярым защитником Шуры, отстаивая в душе его доброе имя.

Но правда была и в том, что не всегда мысли, пробужденные Шурой, уводили его к светлым просторам. «Человек страдает не столько от того, что происходит, сколько от того, как он оценивает, что происходит». Как-то, выписав в свой блокнотик этот афоризм французского философа Монтеня, Лантаров долго не мог успокоиться. Все, казалось бы, просто: возьми да и оцени свои переломанные тазовые кости так, словно ничего значительного не произошло. Но ведь на самом-то деле вся его жизнь перевернулась в один миг! Он был молодым, здоровым и преуспевающим, а теперь может стать калекой, инвалидом. И как с этим мириться?! Но, даже если и согласиться с Шурой, то все равно это не меняло ровным счетом ничего, – он ведь не знал, как именно надо принимать существующий мир. А теперь, в отсутствие Шуры, тревожные мысли о прошлом атаковали его таким ошеломляющим шквалом, что ничего хорошего уже попросту не приходило в голову. Временами молодой человек сомневался, был ли он вообще когда-нибудь счастливым.

5

Лантаров вспомнил, как он задался целью получить от Вероники четкий ответ об их отношениях, прояснить ее реальную цель. За год с момента их сближения он вернулся к исходной точке. Бойко проложив дорожку в интимный мир женщины, он все так же оставался одиноким и отчужденным, словно был отлучен от познания какой-то замысловатой тайны. Как преданный пес, он сидел и ждал, когда его поманят пальчиком, чтобы с восторженным повизгиванием прибежать на зов. Но то, что еще недавно окрыляло его, отныне удручало. Влюбленный в опытную взрослую женщину, он старательно тестировал свои желания. Ему были необходимы отношения, которые он мысленно называл человеческими. Не такие, как были у отца с матерью. Не такие, что строил со своими девушками веселый повеса Влад Захарчиков. Ведь люди могут делить друг с другом не только постель, но и все то, что имеется в головах, – эмоции, радости, невзгоды. Ему надо знать, что возлюбленная принадлежит ему и только ему…