Чистилище. Побег

– Всех сразу не выйдет. – Андрей подошел к крохотному окошку и выглянул во двор. – Что там за шум? Всех сразу не одолеем, говорю. Их больше, а наши не все готовы драться. Поэтому действовать будем хитростью, сперва выманим их наружу, сколько сможем, и уж тогда навалимся. Ну, или еще что-нибудь придумаем! Только мне нужны бойцы, которые не будут ждать, пока их самих на рогатину насадят. Нападать нужно первыми и драться так же, как против мутов: чтобы каждый стоял и за себя, и за всех! И там, и тут на кону вопрос наших жизней, всех вместе. Ты пойдешь драться за общину с березовскими?

– Почему не с озерными? – Максим опять вспомнил Алекса. Забавный парень, не хотелось бы его убивать. – Озерные даже хуже к нам относятся.

– Да не важно! Разведаем кое-что, тогда и разберемся. Ты скажи: готов?

И Максим понял, что готов. Дело было не в ненависти и даже не в любви к родной общине, в которой он давно разочаровался. Просто он хотел дожить до весны, чтобы уйти навстречу судьбе по первому теплу. А еще он не хотел бы видеть, как ради того, чтобы выжить, Андрей заморит голодом и мелких, и таких, как Валька. Скорее всего, и Максим попал бы в это число, если бы отказался. Но он сказал:

– Да, я готов. Но хочу и сам в разведку ходить, присмотреться.

– Это дело! – Андрей облегченно хлопнул его по плечу и толкнул к лавке. – Садись, закуси! Только тихо, никому ни слова! Самые сильные не должны слабеть, иначе вся община погибнет. Понял, в чем дело? Сидите тут, а я пойду разберусь, кто там так орет.

Косой подвинулся, показав Илье язык. Выходило, что он был на стороне Максима, а вот Илья затаил на него зло за давешний разговор. Чувствуя странное смущение, Максим взял соленую лягуху, оторвал зубами половинку и закусил непропеченным толком – дрова экономили! – хлебом. Было очень вкусно и в то же время горько. Это не убитых своими руками мутов тайком от общины есть, хмелея от собственной смелости. Тут было что-то другое.

– Да что так кричат-то, в самом деле? – Илья, встав, шагнул к окошку, но дверь распахнулась, и в комнату вбежал Вовик.

– Рома на Главного напал! Бегите скорей!

Первым кинулся к дверям Косой, за ним немного растерявшийся Илья, и уж тогда, опрокидывая лавки, побежали все. Максим, хладнокровно прихватив кое-что со стола и сразу спрятав за пазуху, к карте, вышел последним. Посреди двора стояли Андрей и Рома, первый запрокинул голову, унимая кровотечение из носа, а второй сплевывал кровь из разбитого рта, но не переставал кричать жавшимся к стенам общинникам:

– Что вы его слушаете?! Вот что вы его слушаете?! Он не старший по годам! Почему вы его слушаете?

– Тебе что не нравится-то, а? – подскочил к нему Косой. – Ты что, не видишь, до чего Голова общину довел?!

– Ну и довел! – не смутился Рома, имевший еще прозвище Упрямец. – Довел, но он старший! И он никогда людей голодом не морил!

– Это потому что была жрачка, а теперь-то нет! Что ты кричишь, а? – Косой, немного побаиваясь Ромы, который был старше его года на три, медленно пошел вокруг, примериваясь. – По голове давно не получал, а?

– Отойди! – прогнусавил Андрей и быстрым шагом подошел к Роме, а потом просто воткнул ему в шею рог по самую перекладину. – Вот так. И любого убью, кто рот раскроет.

Он выдернул оружие и, не посмотрев в округлившиеся глаза Ромы и не оглянувшись на испуганных общинников, ушел в блок. Косой попятился, и только тогда Рома начал задыхаться, пуская розовые пузыри. Он упал на спину и попытался зажать рану, но руки его уже не слушались.

– Ой, Рому уби-или! – запричитала Оксана. – Уби-или…

Никто не подошел к нему. Общинники смотрели друг на друга, но никто не знал, что сказать. Такого Цитадель еще не знала.

Часть II Зима

Глава седьмая Темное время года

Дней не стало вовсе, только бесконечные ночи, незаметно перетекающие одна в другую, как некая черная жижа. Свет источали только горящие в печках дрова, но печные дверки следовало держать закрытыми, так что тонкие лучики едва пробивались сквозь щели. Люди стали молчаливы и медлительны, лиц нельзя было толком рассмотреть в вечной темноте, и пахли все одинаково: немытым телом, затхлостью и еще чем-то неприятным. Кто-то сказал, что такой запах изо рта бывает от голода. Взрослым почти ничего не хотелось, порой Максиму казалось, что ему даже есть не хочется. Только лежать на тряпье и плыть куда-то расползающимися, как черная каша, мыслями. Не спать даже и не дремать, а бредить и тут же забывать, о чем был этот тихий, бесполезный бред. В мелких, конечно, продолжала бурлить данная от природы энергия. По крайней мере, в тех, у кого хватало сил отнимать пищу у более слабых соседей. Ну и еще кое-кто никак не мог уняться.

– Я сейчас встану и просто зарежу обоих, если не прекратите!