Чисто британское убийство. Удивительная история национальной одержимости

Кажется, излюбленным занятием в часы досуга для представителей низшего слоя среднего класса, а также класса рабочего, было вглядываться в лица убийц, которые они могли теперь видеть воочию. А если подобное оказывалось недостижимым – читать о них.

6 Убийство как оно есть

Убийство, хоть и немо,

Говорит чудесным языком[6].

У. Шекспир. Гамлет

В 1811 году, когда происходили рэтклиффские убийства, Томас Де Квинси обратил внимание на странное и неразумное поведение своих грасмирских соседей. Даже в мирной атмосфере Озерного края убийства эти вызвали «неописуемое смятение». Хрупкая пожилая дама, чей дом находился рядом с домом Де Квинси, «не успокаивалась, пока не запирала последовательно целых восемнадцать дверей… при помощи тяжеловесных болтов, массивных щеколд и надежных цепочек, дабы обезопасить тем самым свою спальню от любого вторжения нежелательного представителя рода людского. Добраться до нее, даже когда она находилась в гостиной, было равносильно проникновению в осажденную крепость – под защитой белого флага – парламентера с предложением перемирия: через каждые пять-шесть шагов путь визитеру преграждала та или иная разновидность опускной решетки».

Как ухитрилась соседка Де Квинси довести себя до такого плачевного состояния в захолустье Грасмира? Волна паники, охватившей страну, была в немалой степени поднята газетами, откуда публика главным образом и черпала информацию о подобных происшествиях.

Самым легким и дешевым способом узнать подробности убийства был новостной листок – простейшая из газет, часто напечатанная на одной стороне листа. Позволить себе столь малый расход могли даже рабочие.

Но не более того. Подъем общего благосостояния и уровня жизни, какого можно было ожидать от прошедшей в XVIII веке в Британии промышленной революции, коснулся рабочего люда лишь к середине следующего века. 1840-е годы получили название «голодных сороковых», и неудивительно, что в первые десятилетия XIX века Британия балансировала на грани бунтов и беспорядков. Те, кто предоставлял свою рабочую силу новым фабрикам и заводам, осознали, что, по-прежнему эксплуатируемые, они живут в нищете, как и раньше.

Идея, что на свой заработок мужчина может содержать неработающую жену и детей, по-настоящему вызрела и распространилась лишь начиная с 1850-х годов. До этого времени низкооплачиваемый городской люд, ютившийся в жалких жилищах, порой, когда приходилось особенно туго, обращался к преступным занятиям – воровал или подрабатывал проституцией. Когда же случались дни пожирней и жизнь работяг более или менее налаживалась, они пропадали на петушиных боях, заключали пари на боксерских матчах или ходили на мелодраматические спектакли, которые ставили в огромных «неузаконенных» театральных залах Восточного Лондона.

Несмотря на низкий уровень жизни и шаткость заработков, люди эти были более образованны, чем их деревенские предшественники. Трудно назвать точное число тех из них, кто умел читать, но в 1840 году шестьдесят процентов вступающих в брак могли расписаться в приходской церковной книге. Эта цифра – основной показатель числа умеющих писать – оставалась неизменной на протяжении ста лет. Как указывает историк Розалинда Кроун, читать дети начинали раньше, чем обучались письму, из чего следует, что количество умеющих читать, видимо, было еще выше.

К началу XIX века возможности рабочих получить образование значительно возросли. Существовали воскресные и народные школы, многие из которых основывались евангелистами, которые вместе с нетрадиционными формами религии популяризировали и чтение.

Весьма вероятно, хотя и труднодоказуемо, что охота к чтению подхлестывалась также увеличившимся количеством и разнообразием доступного печатного материала. Так, например, очень успешный Penny Magazine, публиковавший материалы по искусству, на темы исторические и общественные и иллюстрировавший их красивыми гравюрами, к 1832 году продавал 200 тысяч экземпляров в неделю. Если учесть, что каждый его номер передавали и друзьям и соседям, то число читателей, возможно, достигало миллиона.

Новостные листки, основной источник информации о последних событиях и происшествиях, стали порождением резко обличительного, бранчливого и даже радикального искусства памфлета, традиционно высмеивавшего и освистывавшего действия богатых и влиятельных членов общества. Но к XIX веку новостные листки по большей части сосредоточили свое внимание на зверских преступлениях вроде убийств, что в известном смысле представляется парадоксом, ибо количество смертных казней к тому времени пошло на спад. Однако, по мнению историка Вика Гатрела, сокращение их числа как бы возвысило их в цене, – на них смотрели как на диковину, которую нельзя упустить из вида, что и вызвало небывалый взлет тиражей.